Тогда вся его затея напрасна: и так-то – велик ли шанс найти хозяйку телефона, шанс заставить аппарат узнать ее?.. Может, нет. Может, шанс ничтожный. Но Егор больше не может, просто не может сидеть на жопе и ждать, что будет. Не может жрать тушенку, не может пить водку с Полканом, не может врать матери и не может смотреть, как поп дурит народ, опутывая людей своим враньем. Егор всю эту кашу заварил, ему и расхлебывать. Просто… Просто надо что-то такое уже совершить. Что-нибудь, что перебило бы всю ту дрянь, которую он натворил. Ладно, не натворил, а которой позволил случиться… Да какая, господи, разница!
Первые тела обнаруживаются по левую и по правую руку от рельсов. Казаки не стали скидывать их с моста, а просто оттащили так, чтобы они не мешали проезду дрезин.
Нет, не просто.
Егор идет вдоль тел и понимает, что их сложили тут осторожно и чуть ли не любовно: одного к другому, ногами к рельсам, головой к реке. У кого могли, собрали на груди руки. Кому нашли, чем, накрыли лицо. Похоже, что казаки застряли тут на час-другой – и отдавали мертвым последний долг, старались сделать так, чтобы они выглядели людьми хотя бы после смерти, раз уж сама смерть была у них не человеческая.
Мост превращен в курган, в облачный курган, поднятый над рекой. Егор почему-то представляется, как казачьим сотник шагал мимо уложенных рядом погибших людей и крестил их, прощаясь.
Смотреть на мертвых трудно, но деваться некуда. Лица у многих правда уже распухли и почернели, хотя и не так, наверное, как было бы на обычном воздухе: в ядовитом мареве и микробы дохнут. С каждым шагом у Егора убавляется уверенности в том, что он сможет узнать женщину, у которой забрал мобильник. Тут, залитые этим чертовым желе, люди стали похожи друг на друга – а Егор уже и не помнит особо, как она выглядела. Вроде бы среднего возраста, кажется, некрасивая. Сумочка была на цепочке – обмотана вокруг шеи. И все.
Окуляры противогаза запотели изнутри, хочется стащить его, плюнуть на стеклышки, растереть пальцем – известный способ; но снимать нельзя ни в коем случае. Резина и без того прилегает неплотно, Егор понимает это по головокружению. Долго тянуть нельзя, времени в обрез.
Он проходит по мосту столько, что и другой берег должен бы уже быть где-то совсем неподалеку – а той женщины все нет. Несколько раз Егор приподнимает куски ткани, куртки, шапки, положенные поверх глаз – нет, не она. Кажется, не она. Сумочки нет.
Тогда он решает дойти сразу до конца, оглядеть всех мертвых с наскока, а потом уже изучать их по отдельности – и поэтому мимо нужного ему тела пролетает. Пролетает, но застревает в нескольких метрах и возвращается.
Вот она.
Точно она.
Сумку сняли с нее и положили рядом, как будто в руки. Но след, там где перекрученная цепочка врезалась в шею, остался. Ее глаза закрыты, черты исказились – но по ним все еще можно угадать, как она выглядела при жизни.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, мальчик. Чем могу помочь?
– Я вот по поводу вашего телефона.
– Да, я его потеряла. Ты не находил?
– Находил какой-то. Вот. Это ваш?
Играть в это жутко, но не играть в это еще жутче. Егор хочет остановиться, но язык сам молотит слова:
– Да, мой. Спасибо! Как хорошо, что ты его нашел. Только что-то я не могу его включить. Не поможешь?
– Запросто. Вот… Просто надо посмотреть в камеру. И… Глаза можете открыть?
– Зачем это? Я тебя и так вижу.
– Я… Черт. Это чтобы телефон разлочить.
– А кому ты будешь по нему звонить? Это ведь мертвый телефон, он для мертвых людей… А ты, кажется, живой пока. Не боишься?
– Пиздец как боюсь, если честно.
Пальцы оскальзываются на вздутом лице, веки опухли, и Егор не знает, как их поднять.
– А если я не хочу просыпаться? Разбудишь ты меня – и что?
– Ой, ну хорош, блин! Свят, свят, свят, свят! Сатане и шах, и мат!
Наконец, вроде бы, получилось. Глаза у нее голубого цвета, смотрит она ими сквозь Егора в небо. Так. Он переводит дыхание и наставляет телефон на женщину, ловит ее глаза в камеру осторожно, как Персей ловит зеркальным щитом взгляд Медузы Горгоны. Телефон молчит – и Егор осторожно, так чтобы самому не заглянуть в это зеркало, проверяет: сработало?
На экране надпись: не удается распознать Face ID. Попробуйте еще раз.
И Егор пробует еще раз – еще аккуратней, с еще большим почтением, затаив дыхание.
Не удается распознать… Никак не удается.
Третий раз… Последний. Сосредоточиться.
– Это ведь твой телефон, да? Ну! Ну помоги мне. Тебе-то он зачем?
– А тебе зачем?
– Я хочу понять, что тут с вами со всеми случилось. У меня за спиной – вот там – мой дом. Куча народу. И я… Ну, я боюсь, как бы с ними не произошло того же самого, что с вами тут. И я надеюсь, что в твоем телефоне найдется что-то такое, чтобы я все понял. Я расскажу нашим там… Вот зачем.
– Чтобы с ними не повторилось того же, что случилось с нами?
– Да! Да!
От телефона исходит слабая вибрация.
Егор судорожно отдергивает его от ее лица, как будто боится, что клюнувшая удача сорвется с крючка… Переворачивает экраном к себе…
«Верификация с помощью Face ID не удалась. Введите код-пароль».
– Сука! Вот сука!