ПОСТ

Он взбирается, как на Эверест, к Полканову кабинету – там заперто. И только дома он находит отчима – уже на рогах, румяного яростным румянцем и воняющим самогоном за версту.

– Ты куда из лазарета сбег?! Тебя тоже, может, в изолятор закрыть?!

– Да мне нормально! Слышишь? Мне от гаража ключ нужен!

– Какой ключ еще?!

Полкан хватает своей клешней его за шею, втаскивает с лестничной клетки в квартиру, шваркает дверью.

– От гаража кольцовского, от мастерской!

– За хера еще! Ты хоть знаешь, почему там заперто-то?

– Все я знаю! У кого ключ? У тебя?!

– Так!

Полкан волочит его в залу, толкает на диван. На столе полбутылки и откупоренная банка с мясом, стол забрызган подливой. Пока мать у попа благодать клянчит, этот один тут бухает. Семейка, бляха. Свалить бы от них куда-нибудь уже раз и навсегда! Мишель вон валит – а Егору тут стареть и дохнуть, что ли? Нет… Закончится вся эта байда – и привет. Заодно посмотрим, есть там Екатеринбург или нету.

– Это ты тушенку спер?!

– Я… Я, да. Жрать хотелось днем… Не выдержал.

– Будешь по чужим вещам без спросу лазать!

Он замахивается на Егора ручищей, и Егор весь поджимается, потому что так ему прилетало уже не раз. Но, кажется, вид у него настолько жалкий, что Полкан его решает не бить.

– Ты за самоволку свою мне еще не ответил, балда!

– Давай, отвечу! Только ты мне не поверишь опять, не поверишь без телефона!

– Без какого телефона опять, бляха ты муха?!

Егор встает, чтобы не снизу вверх Полкану все это опять талдычить, а вровень.

– Я говорю тебе. Там на мосту куча мертвяков. Вкуриваешь? Честно! Клянусь, блин! Я их видел там! Они сюда шли. К нам! Оттуда… И с ними случилась жесть какая-то. И потом я видел еще, как люди на том берегу… Заходят в воду и тонут. Куча народу. И у одной бабы на мосту, мертвой… У нее был телефон. На котором, может, все снято. И я нашел, как его разлочить. И нес сюда. А у меня его сперли… Цигаль, наверное! И Кольцову отдал! Так что он теперь там лежит! У Кольцова! В мастерской! В барахле его всяком!

Полкан щурит мутные глаза.

– Херня какая-то.

– Не веришь – отправь людей на мост! Тут всего-то сколько? Километр! Сам все увидишь!

– А чего мне там видеть?

Егор пялится на него изумленно.

– Оттуда прет что-то, ты вкуриваешь или не вкуриваешь ни хера?! Нам надо разобраться, что это!

– Поди вон в гараже этом гребаном для начала разберись, раз такой умный! Ты бы поглядел, какое там месиво было.

Полкан опрокидывает в себя стакан и неверной рукой плещет себе еще.

– Ну, трупы… Полежали недельку и еще полежат… Не уползут же… Сказала же тебе твоя мать – не соваться туда! У нас тут с голодухи резня скоро начнется! Может, вот и эти двое друг друга… А ты мне – на мост, на мост!

– Это ты комендант этого поста или кто?! Тебе по херу, что ли?! И они там не недельку лежат, а три! Они там до казаков еще были!

– Не понял?! Ты-то откуда…

Егор спохватывается – но уже поздно.

– Я и раньше ходил. До казаков еще ходил.

– А что ж раньше не сказал тогда?!

– Ну раньше… Раньше не было такого… Зассал я! Зассал сказать!

Он думает, что Полкан будет над ним ржать сейчас, будет ржать или влепит ему по шеям. Но Полкан без слов залпом допивает налитое и с сосредоточенным видом принимается тыкать вилкой в банку.

– Зассал он. Зассал он, видите ли.

Кусок ускользает от него: рука неверная. Полкан нажимает и как-то неловко опрокидывает банку себе на рубаху. Матерится, отряхивается. Нагибается, поднимает упавший кусок с пола и кладет себе в рот. Егора осеняет:

– Тоже, что ли, зассал?!

– На слабо меня берешь, щенок?! А давай! Давай прям сейчас вот!

Полкан хватает бушлат и прет через прихожую, опрокидывая стулья и руша материны цветы. Через минуту он уже во дворе, орет обалдевшим караульным:

– Открывай ворота, на хер! На мост пойдем!

10.

С натужным скрипом распахиваются ворота и зажигаются прожектора. Крик, собаки с ума сходят. Мишель выглядывает в окно: расхристанный Полкан, рядом часовые, Егор щемится тут же, кутерьма!

Полкан со свитой выходит за ворота, а створы так и остаются распахнутыми.

Вот!

Сейчас!

Она крадет в прихожей свою куртку, закидывает на спину приготовленный рюкзак и на цыпочках выходит на лестницу. Притворяет за собой скрипучую дверь. Стоит там, считает секунды. Ворота все еще настежь открыты, ей это видно через окна на лестничных полуэтажах. В ворота выбредают оказавшиеся во дворе зеваки, свита раздолбаев и адъютантов тянется за пьяным комендантом в поле, к насыпи.

Мишель делает шаг вниз и оборачивается на дверь.

Отсчитывает еще несколько тянучих секунд. Потом чертыхается и возвращается в дом. Решительно проходит в комнату, шикает решающему кроссворд деду:

– Дедуль! Надо поговорить!

Он откладывает газету из прошлого, удивленно смотрит на нее и с кряхтением отрывается от своего кресла. Тут же бабка дергается:

– Ты куда это собралась?

– Прогуляться!

Дед хмурится, но пока не спорит.

Они выходят на лестничную клетку. Мишель сразу его предупреждает:

– Ты ничего не сделаешь. Я все решила. Сегодня иду. Не хотела вообще говорить вам.

– Куда?

– В Москву.