Пост-Москва (СИ)

— А к девке той, у которого его взяли, он не мог пойти?

— Мы не знаем.

— Мы не знаем… — Геринг посмотрел на Георгия. — А почему мы не знаем?

— Девка пропала.

— Что, и девка тоже ушла?

— Да. Девка каким-то образом ушла от наружного наблюдения. И не спрашивай, ради бога, как…

Они чокнулись и выпили коньяк тридцатилетней выдержки залпом.

— Подытоживая, — Геринг сделал задумчивое лицо, стараясь, чтобы оно выглядело задумчивым, учитывая насколько оно распухло. — Они все ушли, а мы ничего не знаем. Так?

— Типа того.

— Типа того… И это говорит самый молодой и перспективный генерал госбезопасности. По совместительству мой родной брат.

— Славик…

— Жора, мы должны узнать все, ты понимаешь это?

— Так точно.

— Операция санкционирована на самом верху, — Геринг опасливо показал пальцем в потолок. — Тебе до завтра придется узнать, куда они все ушли и почему. Чтобы завтра все прошло без сучка и задоринки.

Геринг любил козырнуть простонародными идиомами, хотя русский язык и не был для него родным. Он был твердо убежден, что настоящее его призвание — быть гениальным русским писателем. И сценаристом. И поэтом. В музыке пока что он себя не пробовал.

— Какие мысли на счет всех этих чудесных исчезновений? — перешел он на деловой тон.

— Я думаю, мы имеем дело с глубоко законспирированной шпионской организацией, — веско ответил Георгий.

— Ага. Скажи еще, финансируемой на деньги Госдепа, — саркастически ухмыльнулся Геринг. — Не забывай, что утку про деньги Госдепа придумал и запустил лично я.

— Я не знаю, чьи там деньги, но шпионская сеть точно существует. Они похитили этого ебаного кота. Они похитили Ивана из отделения полиции. Они увели девку из-под наблюдения, так, что никто ничего не заметил, а у меня к этому делу подключены проверенные кадры. Они могут глушить телевизионный сигнал и заменять его своим.

— Еще они отпиздили тебя и всю твою команду подушками безопасности, — Геринг помолчал, а потом добавил. — И, кажется, они отпиздили заодно и меня.

2

ФИДЕЛЬ:

— Не ссы, папаша, это тебя ни к чему не обязывает, — Ведьмочка смотрит на меня, усмехаясь.

Мы сидим на ее кровати уже одетые. Кот запрыгнул сюда тоже и уселся между нами.

Я молча обнимаю ее за плечи, а другой рукой ерошу ей волосы. Потом чмокаю ее в щеку. Потом целую ее ушко.

— Старый извращенец! — улыбается она. — Я тебе в дочки гожусь.

— Не годишься, — говорю ей. — Ты плохая девочка.

— Ты меня накажешь за это, да, папочка? — она хлопает ресницами с видом невинной школьницы на уроке литературы.

— О, да! Я накажу тебя… Много-много раз.

Вот почему нам бывает легко и прикольно только с теми, кому мы не пара?

— Ты достанешь свой…

Тут все и начинается. С потолка сыпется песок. Заработали максимы, но через пару секунд один из них умолкает. Я беру автомат, Ведьмочка снимает со стены катану. Я смотрю на нее, потом протягиваю свое импульсно-плазменное чудо ей, а сам вытаскиваю старый добрый глок и передергиваю затвор. Жестом показываю ей, чтобы шла за мной и прикрывала. Я слышу разрывы мин и вой реактивных снарядов. Шутки кончились. Кто-то решил взяться за нас всерьез.

3

Иван и Даша идут по каким-то переулкам, дорогу уверенно указывает Даша, сверяясь по своему сете-буку.

— Направо, — говорит она. — До коричневой двери в торце здания. Потом наискосок правее до детской площадки. 74 метра.

Проходя мимо этой детской площадки, Иван ловит себя на мысли, что не видел детей в Москва-Сити уже столько, что память отказывается дать даже приблизительные данные. Проще сказать, что он знает, что такое дети, но никогда их не видел в реальности. Куда они подевались? Неизвестно. Он понимает, что дети — важная и необходимая часть нормальной человеческой жизни, существования социума, но вот ведь нет их. Что это значит? Непонятно. Детей нигде не видно, как птенцов голубей. Везде есть масса подростков, и ни одного ребенка. Какие выводы можно сделать? Иван не знал, что и думать.

— Почему эти площадки называются детскими? — спрашивает он Дашу, когда они проходят мимо песочниц и металлических конструкций, сваренных из железных труб и покрашенных масляной краской, конструкций, по которым по замыслу их создателей должны были карабкаться дети.

— Здесь играют дети, — отвечает Даша рассеяно. — Не задавай глупых вопросов.

— Ты когда-нибудь видела детей?

— Конечно, — не задумываясь отвечает она.

— Когда и где в последний раз?

— Это не имеет значения.

— Все в мире имеет значение.

Даша смотрит на него и ничего не отвечает. Она заглядывает в экран своего сете-бука и говорит:

— Налево.

Они поворачивают налево и оказываются на улочке, где стоит много двухэтажных автобусов.

— Ты мне не хочешь ничего объяснить? — спрашивает ее Иван.

— Не сейчас. Нам нужно уехать отсюда.

— Хорошо, — соглашается он. — Давай уедем отсюда.

Накрапывает мелкий дождик. Редкие прохожие торопливо шагают с видом людей, которых никто нигде не ждет.

— Ищи автобус с цифрами 379, — говорит Даша.

Они проходят мимо всей шеренги, выстроившейся вдоль тротуара, но ни один номер не подходит. Иван смотрит на Дашу, та в явном замешательстве.

— А давай просто спросим кого-нибудь, — предлагает он.