Пост-Москва

Да, я это видел. И еще я видел черного кота, сидящего напротив метрах в двадцати. А потом все внезапно исчезло, и из-за привычных развалин показались редкие цепи гастов, тупо бредущих в очередную бессмысленную атаку. Но кот продолжал сидеть на том же самом месте.

— Кис-кис-кис, — позвал его я. — Иди сюда, здесь сейчас будет жарко.

Кот мяукнул и в три-четыре прыжка оказался рядом со мной.

— Работаем, господа, — сказал я, впрочем, в этом не было необходимости — все уже давно заняли свои места. С оружием в руках мы все и каждый из нас преграждали гастам путь к счастью. Во имя Милосердного и Всемилостивейшего.

6

Иван сидел в камере и от нечего делать разглядывал стены. «Умираю, но не сдаюсь» он увидеть и не надеялся, потому что обитателями сего обезьянника были не суровые партизаны, а обычные бомжи, алкоголики и, иногда, залетные бляди. Но пара строк вдруг привлекла его внимание. На стене было написано печатными буквами гелиевой ручкой: «Ночной сам знает дорогу. Не мешай ему». Кто мог написать это и с какой целью? Или это одно из тех совпадений и нелепиц, которые преследовали его в последнее время? Он не знал.

Зато он точно знал, что не насиловал Дашу — это было немыслимо и не обсуждалось, но ему приходилось сидеть в реальной тюремной камере за то, что он не мог бы сделать в принципе. И тут эта надпись — «Ночной». И страх офицера полиции. И Даша, строчащая заявление на него, кого она пригласила к себе домой сама, которому клялась в любви до гроба.

Что-то происходило вокруг него, что-то, связанное с его безобидной игрушкой — его Ночным Котом, сделанным им в свободное время едва ли не на коленке. Впрочем, сам он знал цену своему котику — это действительно был прорыв и в дизайне псевдоморфов, и в софте, и, он был уверен в этом, в техническом исполнении его проекта. Но главное все-таки — это дизайн. Вот как было в истории военной техники, когда едва ли не самоучка вдруг открывает простой и эффективный способ вылепить из хорошо всем известных идей и деталей нечто потрясающее, вроде Т-34 или автомата Калашникова. А все остальные только разводят руками и чешут в недоумении репу, как это только не пришло им в голову самим, ведь все тут очевидно, просто и понятно. Тот же Т-34: подвеска Кристи, известна сто как лет в обед, наклонная броня — известна, дизель от бомбардировщика, пушка — перепев все той же классической трехдюймовки. Но нужен гений конструктора, чтобы сказать: «Брони будет больше, но мощности движка хватит, если мы откажемся от колесного хода». И хватило и брони, и мощи, чтобы тридцатьчетверки перестали бояться не только грязи, но противотанковых штатных средств вермахта.

Интуитивно он понимал, что сделал примерно то же самое с дизайном псевдоморфов — ввел блок принятия рискованных решений и дополнил его глазными супер-сенсорами от никона. Без риска нет агрессии, без агрессии нет победы. Он так думал, потому что сам практически никогда не рисковал в своей жизни, и считал это своим самым крупным недостатком. А толку-то… Все равно рано или поздно наступает момент, когда ты сидишь за решеткой и читаешь загадочные надписи на стене, густо покрашенной масляной краской зеленого цвета во много слоев.

Его размышления прервал сержант полиции, открывший дверь, сваренную из уголка и толстых железных прутьев:

— На выход, — сказал он, оценивающе посмотрев на Ивана сверху вниз.

Иван почувствовал себя примерно, как в рентгеновском кабинете, но интуиция подсказала ему, что ничего говорить в этой ситуации не надо, поэтому он просто встал и пошел вслед за полицейским по коридору отделения полиции.

Это был хороший знак, что сержант шел впереди, будто потеряв к Ивану всякий интерес. Во всяком случае, Иван старался думать именно так, в позитивном направлении. В Москв-Сити позитивное направление мыслей всячески приветствовалось и поощрялось. Здесь старались умирать с улыбкой, в хорошем расположении духа.

7

ФИДЕЛЬ:

— Даю вводные, — говорю я ребятам. — Эдвард работает по глав-гастам, остальные как обычно, кроме…

Я на секунду задумался, а потом и сам удивился, почему эта мысль никогда не приходила мне в голову раньше:

— Кроме того, что нам надо взять языка. Поэтому отсекаем одного, а лучше двух на всякий случай, и геймеры быстренько тащат его сюда. Только живого!

Гасты сегодня были необычно активны. Они перли на наши позиции, как заведенные, без своей обычной заторможенности. Мы, конечно, справлялись с этой говно-пехотой — кинжальный огонь максимов буквально косил их, как хороший комбайн спелую рожь, но вся эта новая движуха мне сильно не нравилась. И мне не нравилось направление моих мыслей в этот вечер. Что-то неуловимо недосказанное витало в воздухе. Я видел своих ребят, они выкладывались по полной, как заведенные меняя рожки с патронами у своих автоматов, но где-то над всем этим, над грохотом боя («боже, какой штамп», — вдруг подумал я почему-то) и клубами порохового дыма и пыли, над всем этим было нечто ненастоящее, будто скользкая и липкая медуза в морской волне, делающая прибой, и море, и радость от заката бессмысленными и неприятными.