Пост-Москва

Подумав об опыте, он недовольно поморщился — сказывалось напряжение всего этого идиотского дня, а еще саднили синяки и ныл разбитый нос. Ребятам тоже досталось, но они хотя бы сидели ровно, а он — вполоборота к ходу движения. Ему еще повезло, заявил один из медиков, что ему не свернуло шею. Вот уж повезло, так повезло, да. Везунчик.

Георгий включил радио. Он предпочитал классическую музыку, если не аудиокниги, причем тоже классику. Остановившись на светофоре он отхлебнул коньяка из плоской бутылки — генералы госбезопасности могут себе позволить небольшие вольности, недоступные простым смертным, например, слегка подлечить расстроенные нервы.

Трансляция камерного концерта для двух скрипок и виолончели внезапно прерывается и возбужденный голос диктора пытается перекричать гитарные запилы и грохот ударных:

— Мы начинаем трансляцию с самого крутого рок-феста в истории, который начинается вот в эту минуту на открытом воздухе, несмотря на дождь и непогоду, впервые, повторюсь впервые в истории отечественного рок-н-ролла он проходит на гостеприимном поле в Печатниках!

Георгий поперхнулся. Голос ведущего потонул в аккордах разухабистой музычки. Какой там еще фестиваль в Печатниках? Это либо чья-то шутка, либо подушки безопасности, срабатывающие сами по себе, были только цветочками. Почему-то Георгий склонялся ко второй версии. Опыт, что поделаешь.

4

Сегодня у Папы трудный день — съемки на телевидении. Обычно за съемочный день заготавливали материал на две недели вперед. Иногда на месяц, если он планировал отдых где-нибудь в Океании. Сменить фон или наложить аудио они могли и без него, но некоторые сцены надо было играть самому, никуда не денешься.

Режиссер со съемочной группой прибыл заранее. Они хозяйничали в съемочном павильоне, как всегда нагло и беспардонно. Папе накладывали грим, пока он читал сценарий. Очередная встреча и разговор с министром чего-то там. Так, вот это поинтереснее — осеменение волчицы… Что за хрень? А, искусственное осеменение, ну, тогда ладно. Он уже столько искусственно наосеменял, что ему можно выдать медаль — почетный осеменитель. Интересно, такая медаль есть? Если нет, надо будет учредить. Рука в резиновой перчатке держит хуй. Ну, пенис. Пенис, из которого брызжет сперма. Что-то такое, только в более метафорической форме.

Почему волчица? Почему не лисица или тигрица? Никто не может ему объяснить, ссылаясь на данные опросов общественного мнения и гороскопы. Пусть будет волчица, главное, накачать ее наркотиками. Это вообще лучший метод осеменения девочек — накачиваешь их наркотиками… Папа мечтательно задумывается. Да, работа иногда может доставлять радость, но вот эти съемки, эти бесконечные придирки режиссера, — они сводят его с ума.

Он выходит в павильон, там ярко светят софиты, какие-то людишки что-то обсуждают между собой, даже не глядя на него, режиссер орет в мегафон матом на развязных девиц, те в ответ показывают ему фак, «пишем, пишем!», актер, изображающий министра строит смешные рожи, Папа изображает Папу, «где текст?», кто-то с лицом хорька сует ему в руки лист с текстом, но без очков он не видит, а контактные линзы он проебал, от грима потеет лицо, он идет, как обычно, немного раскорякой, совсем чуть-чуть, садится в кресло, смотрит на бумагу, по-стариковски отставив руку подальше — старческая дальнозоркость:

«Фидель не должен встретиться с Офелией».

— Кто такой этот Фидель? — спрашивает он их.

Они пожимают плечами, отводят глаза, возятся для вида с аппаратурой. «Министр» неожиданно пердит и тут же ухмыляется. В клетке неподалеку стоит смирная волчица. По ее ласковому взгляду понятно, что наркотики начали свое действие.

5

— Мне приходится взять на себя роль Автора, — говорит Сергей Сергеевич, подцепляя вилкой шпротину. — И объяснить персонажам, чего же от них хотят.

Иван смотрит на него внимательно, пытаясь понять, насколько далеко заходит тот в своих чудачествах.

— Нет, молодой человек, я не сошел с ума, — угадывает хозяин направление мыслей Ивана. — Во всяком случае я не более безумен, чем все, происходящее вокруг. Вы разве не замечаете?

— Ну, со мной… С нами, — поправляется Иван, посмотрев на Дашу. — За последние сутки, действительно, много чего странного случилось.

— Например? — живо интересуется Сергей Сергеевич.

— Вот пусть Даша расскажет сначала, — предлагает Иван в тайной надежде разобраться самому в ситуации, взглянуть на события с ее точки зрения.

Даша разливает суп по мискам. Сергей Сергеевич режет хлеб, колбасу, какой-то сыр.

— Да что говорить? — отнекивается Даша, когда они усаживаются за стол. — Я и сама не понимаю, но иногда вместо меня как будто живет другой человек. Или это я иногда живу чужой жизнью.

— Очень хорошо сказано! — хвалит ее Сергей Сергеевич, разливая водку по рюмкам. — Только это не ваши личные проблемы, это проблемы самой реальности.

Они чокаются и выпивают. За окном раздается автоматная очередь. Потом еще одна.