Post-scriptum (1982-2013)

Какой ужасный день[44], я провела его, сидя на коленях, несчастная. Моя папка воспоминаний, любовные записки, газетные вырезки, телеграммы за пятнадцать лет. Как же я была избалована и как неблагодарна, и вот я все переживаю заново: Вена, фирменный бланк отеля «Захер», телеграмма от Ольги[45], возвращение к работе, трудности с продюсером, сообщение «звонил ваш муж», эскиз Авы, адрес больницы, фото детей в 1 год, в 6 лет, 10 лет, 12 лет, милое лицо Сержа, телеграмма, открытка с Ямайки, десятки раз «я люблю тебя», фото со съемок, первое совместное фото в Нормандии, Клуб 13, Жак. И потом письмо из отеля «Захер», звонил Жак, ваш муж оставил сообщение. Венеция, зима, лето, весна, а потом шесть лет в Венеции, дети в Венеции, наша комната в Венеции, он, я. Несчастный случай с детьми, ссадины на лицах, потом дневник. Я уехала. Но как я могла уехать, как, после стольких лет; я просматриваю все эти годы, пытаясь быстро разложить их по коробкам: коробка для Шарлотты, коробка для Кейт, большая коробка для Серджио? Подобно тому как смерть – это horror[46], моя жизнь – это коробка с пазлом: лицо на веселом фото – и в тот же вечер предательство. Я создала себе ужас, лучше бы умереть, мне казалось, что все это кино, что я ребенок, который играет в игру «кто любит меня больше всех». Я ранила великих людей, подумать только, есть недостающие куски, на фото все счастливые, на словах тоже, и все же я была неискренней: порой я хотела их обоих, и я на все имела право, как дрянная девчонка, и он стал меня презирать, не смотрел на меня и обращался со мной как с ребенком. Весь день у меня из головы не выходила эта картина конца, наложенная на вид этой комнаты, стопки фотографий, краха; у него было такое лицо, что я поняла: с этого момента он будет внушать мне страх, он будет меня судить. Святые правы: как, должно быть, хорошо никогда никому не причинять боль. Надо тихонько закрыть глаза и тихонько скользнуть в тихую ночь. Ад – это когда ты преступница, несмотря на смягчающие обстоятельства; ослепляющая любовь, безудержное желание – все ушло, осталось страдание. У Сержа нет этого чувства вины, с его точки зрения он ни при чем, он честный игрок, против которого смухлевали, которого побили, обокрали. И он остался честным игроком. И пусть ему не говорят ни о «морали», ни о том, что надо делать, ни о том, что он «поступил дурно», нет, нет, только не он. И он больше не смотрит на меня с любовью – это, наверное, самая суровая правда, он любит ту, которую он знал, но не меня. В конце концов, кого он знал – меня или некую актрису? Я и сама-то себя толком не знаю, я играю сама с собой.

И во всем этом мои малышки, жизнь подлинна хотя бы для них, моя Кейт выросла, она уже не ребенок и, я думаю, станет актрисой – невозможно ведь продолжать быть ребенком. Шарлотта королева, к тому же красива и добра. У нее такой прекрасный, такой чистый характер. И малышка Лу здесь, она рождена от мужчины такого красивого и соблазнительного, что я содрогаюсь при мысли, что могу его потерять. Я лежу в постели и не могу заснуть. Я сложила свою жизнь в чемодан, но образы не покидают меня.

* * *

Без даты, сон

Позавчера мне приснился сон. Малышка Лу в больнице, я пришла ее проведать, она смотрит на меня с такой нежностью, что мне трудно уйти. Жак видит, что мы опаздываем на самолет, но он спокоен и вежлив. Я пытаюсь уйти от Лу, она уже не стоит на четвереньках в своей сетчатой кроватке, она на руках у медсестры, я закрываю дверь и вижу, что она беззвучно плачет, как недавно, за стеклянной дверью. На стоянке меня ждет Серж в такси, неужели я дала ему понять, что он может меня увезти? В любом случае он здесь и преспокойно меня ждет. Жак тоже здесь, в своей машине, а я между ними, потом у них завязывается драка, и я их разнимаю. Серж не желает признавать Жака.