Пост сдал

«Она работала, это точно, – думает Ходжес. – Старушка играла в пасьянс за кухонным столом. И там была еще прорва игр. Вроде «Клондайка», «Пирамиды» или «Картины». И ты бы это знал, дорогой мой Питер, если бы переговорил с Нэнси Олдерсон. Но она наверняка все еще в твоем списке ожидания».

– Хорошо. Благодарю за оперативную информацию.

– Это твоя последняя оперативная информация, Кермит. У меня напарница, с которой я успешно работал после твоего ухода на пенсию, и я хочу, чтобы она присутствовала на моей прощальной вечеринке, а не сидела за столом в кабинете и дулась из-за того, что в самом конце я отдал предпочтение тебе, а не ей.

Ходжесу есть чем ответить, но до больницы всего две остановки. Опять же он обнаруживает, что хочет отгородиться от Пита и Иззи и расследовать это дело по-своему. Пит движется медленно, а Иззи так вообще едва волочит ноги. Ходжес хочет бежать, с раком поджелудочной железы или без.

– Я тебя услышал. Еще раз спасибо.

– Дело закрыто?

– Окончательно и бесповоротно.

Его взгляд смещается вверх и влево.

6

В девятнадцати кварталах от того места, где Ходжес убирает айфон в карман пальто, – совсем другой мир. Не самый лучший. Сейчас там сестра Джерома Робинсона, и она в беде.

Симпатичная и серьезная, в форме школы Чэпл-Ридж (серое шерстяное пальто, серая юбка, белые гольфы, красный шарф на шее), Барбара шагает по Мартин-Лютер-Кинг-авеню, руки в перчатках крепко держат желтый «Заппит коммандер». На экране плавают рыбы из «Рыбалки», хотя они практически невидимы в холодном ярком свете зимнего полудня.

МЛК-авеню – одна из двух главных магистралей района, известного как Лоутаун, и хотя здешние жители в большинстве своем черные, а Барбара сама черная (точнее, кофе с молоком), она здесь никогда не бывала, и от этого чувствует себя глупой и никчемной. Это ее народ, их предки могли загружать баржи и таскать тюки хлопка на одной плантации, почему нет, и при этом она не заглядывала сюда ни единого раза. Ее предупреждали: держись подальше. Не только родители, но и брат.

«В Лоутауне выпивают пиво, а потом съедают бутылку, в которой оно было, – однажды сказал ей Джером. – Такой девочке, как ты, делать там нечего».

«Такой девочке, как я, – думает она. – Милой девочке из верхнего сегмента среднего класса, которая ходит в престижную частную школу, у которой добропорядочные белые подруги, и ворох красивой, модной одежды, и деньги на карманные расходы. У меня даже есть банковская карточка! Я могу в любой момент снять в банкомате шестьдесят долларов! Восхитительно!»

Идет она как во сне, и это действительно похоже на сон, потому что все вокруг такое странное, хотя в каких-то двух милях ее дом, уютный коттедж в кейп-кодском стиле с пристроенным к нему гаражом на два автомобиля, ипотечный кредит за который полностью выплачен. Она проходит пункты обналичивания талонов и чеков, ломбарды, забитые гитарами, радиоприемниками и сверкающими опасными бритвами с перламутровыми рукоятками, бары, от которых разит пивом, хотя двери закрыты по случаю январского холода, ресторанчики, торгующие навынос, пахнущие жиром. Одни продают пиццу, другие китайскую еду. В окошке еще одного – табличка с надписью: «КУКУРУЗНЫЕ ОЛАДЬИ И ЛИСТОВАЯ КАПУСТА, КАК ГОТОВИЛА ТВОЯ МАМА».

«Только не моя мама, – думает Барбара. – Я даже не знаю, что такое листовая капуста. Шпинат? Обычная капуста?»

На углах – похоже, на каждом углу – мальчишки в длинных шортах и мешковатых джинсах. Одни стоят у ржавых бочек с огнем, пытаясь согреться, другие играют в сокс, третьи просто приплясывают в большущих кроссовках и расстегнутых, несмотря на холод, куртках. Они кричат «йоу» своим знакомым и призывно машут руками подъезжающим автомобилям. Если кто-нибудь останавливается, протягивают в открытое окно целлофановые пакетики. Барбара проходит по МЛК-авеню квартал за кварталом, и каждый угол – как автокафе, только предлагают там наркотики, а не гамбургеры или тако.