Пост сдал

Именно тогда появились куда более тревожные мысли, и одну Таня никак не может отогнать: щит над Центральной магистралью, который полиция использует, если начинает поиск пропавших или похищенных детей. Мысленно она все время видит на этом щите вспыхивающую и гаснущую надпись «БАРБАРА РОБИНСОН», как рекламу фильма ужасов.

Мобильник издает первые ноты оды «К радости», и Таня бежит к нему, думая: «Слава Богу, слава Богу, до конца зимы я лишу ее всех…»

Только на экране появляется не улыбающееся лицо дочери, а надпись «УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ. ЦЕНТРАЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ». Ужас скручивает желудок. Поначалу она не может даже принять вызов, потому что большой палец словно окаменел. Наконец ей удается нажать зеленую клавишу и заглушить музыку. Все в кабинете, включая семейную фотографию на столе, становится нестерпимо ярким. Мобильник, кажется, сам плывет к уху.

– Алло? – Таня слушает. – Да, это она. – Продолжает слушать, свободная рука поднимается ко рту, чтобы заглушить готовый вырваться крик. Она слышит собственный вопрос: – Вы уверены, что это моя дочь? Барбара Роселлин Робинсон?

Полицейский, который позвонил, чтобы уведомить о случившемся, отвечает, что да. Он уверен. Они нашли на мостовой удостоверение личности. Не говорит другого: им пришлось стереть кровь, чтобы прочитать имя и фамилию.

11

Ходжес чувствует: что-то не так, – едва выходит из надземного перехода, который соединяет больницу Кайнера с Клиникой травматических повреждений головного мозга Озерного региона, где коридоры выкрашены в успокаивающий розовый цвет и круглые сутки звучит тихая музыка. Привычный распорядок явно нарушен, никто не занят обычными делами. Брошенные тележки с ленчем уставлены тарелками с чем-то макаронным: возможно, так в столовой представляют себе китайскую еду. Медсестры, сбившись в кучки, о чем-то перешептываются. Одна плачет. Два интерна стоят у фонтанчика с водой. Какой-то санитар разговаривает по мобильнику. Это серьезное нарушение, которое может стоить работы, но Ходжес думает, что в данном случае санитар в полной безопасности: внимания на него никто не обращает.

Зато Рут Скапелли нигде не видно, и это повышает его шансы на встречу с Хартсфилдом. На сестринском посту – Норма Уилмер, а она наряду с Бекки Хелмингтон информировала Ходжеса о происходящем с Брейди до того, как визиты в палату 217 прекратились. Плохие новости: у сестринского поста стоит врач Хартсфилда. Ходжесу так и не удалось наладить с ним контакт, хотя, Бог свидетель, он пытался.

Ходжес неторопливо направляется к фонтанчику, надеясь, что Бэбино его не заметил и скоро уйдет возиться с ПЭТ-сканами или чем-то подобным, оставив Уилмер в одиночестве и тем самым дав Ходжесу возможность пообщаться с ней. Он делает глоток (морщится и прикладывает руку к боку, выпрямляясь), потом обращается к интернам:

– Что здесь у вас происходит? Какой-то странный беспорядок.

Интерны мнутся, переглядываются.

– Мы не можем об этом говорить, – отвечает первый. На лице у него юношеская сыпь, и выглядит он лет на семнадцать. Ходжес содрогается при мысли, что этому интерну приходится ассистировать при чем-то серьезнее удаления занозы из большого пальца.

– Что-то с пациентом? Может, с Хартсфилдом? Спрашиваю только потому, что раньше служил в полиции, и здесь он оказался не без моего участия.

– Ходжес, – говорит второй интерн. – Это ваша фамилия?

– Да, так и есть.

– Вы его поймали, да?

Ходжес соглашается без запинки, хотя если бы он ловил Хартсфилда в одиночку, на том концерте Брейди укокошил бы гораздо больше людей, чем у Городского центра. Нет, это Холли Гибни и Джером Робинсон сумели остановить Брейди, прежде чем тот взорвал всю свою чертову самодельную пластиковую взрывчатку.

Интерны вновь переглядываются, и первый говорит:

– Хартсфилд такой же, как и всегда, дурак дураком. Это медсестра Гнусен.

Получает тычок локтем от второго.

– О мертвых плохо не говорят, говнюк. Особенно если человек, который слушает, может потом сболтнуть лишнего.

Ходжес тут же подносит палец к губам, давая понять, что его рот всегда на замке.

Первый краснеет.

– Я про медсестру Скапелли. Прошлой ночью она покончила с собой.

В кровь Ходжеса поступает лошадиная доза адреналина, и впервые со вчерашнего дня он забывает, что в самом скором времени ему, возможно, предстоит умереть.

– Вы уверены?

– Порезала себе руки и запястья и истекла кровью, – отвечает второй. – Так я, во всяком случае, слышал.

– Записку оставила?

Они не в курсе.

Ходжес направляется к сестринскому посту. Бэбино все еще там, просматривает с Уилмер (которая крайне взволнована столь неожиданным повышением) истории болезни, но больше ждать он не может. Это работа Хартсфилда. Ходжес не знает, как он смог это проделать, но на случившемся написано крупными буквами: «БРЕЙДИ». Гребаный князь самоубийств.

Он едва не называет сестру Уилмер по имени, но интуиция подсказывает, что лучше оставить за кадром их достаточно близкое знакомство.