Постапокалипсис

Как только их впустили в зал суда, в глаза врезались яркие вспышки фотоаппаратов. Парни немного задержались, но их быстро подтолкнули вперёд, где усадили за длинный металлический стол, приковав к нему наручниками. Справа на подиуме сидели трое судей в чёрных мантиях. Рядом, по всей видимости, прокурор, в зелёном мундире. Повсюду вооружённые солдаты. Не было ни присяжных, ни адвокатов. Они одни должны бороться за свою честь, но, судя по выражениям их лиц, от прежнего оптимизма не осталось и следа.

Аудитории журналистов сильно шумели, и главному судье пришлось несколько раз ударить деревянным молотком, дабы успокоить разговорившихся папарацци. Стало заметно тише. Далее последовали стандартные формальности заседания, в которых говорилось о массированных бомбардировках баллистических ракет по всему миру, об итогах этих атак, а так же о виновниках глобальной катастрофы, часть которых должна понести ответственность за содеянное. Виновниками, конечно, выступали миротворцы.

Всё было как в тумане. Макс чувствовал себя нехорошо. Давили фотографы, духота в зале, а так же презренные взгляды со всех сторон, пилящие его не скрываемой ненавистью. Не смотря на это, он старался не вникать на происходящее в зале, сосредоточиваясь на плане побега из злополучного места. Он в очередной раз повторил про себя полученные в Лиссабоне инструкции. Только бы не запутаться, — думал Макс.

Первого на допрос вызвали Маркуса. Его вывели на трибуну и приковали к металлической ручке. Аудитории снова зашумели. Судья постучал молотком, утихомиривая журналистов. Как только стало тихо, судья бросил на него холодный взгляд и внятно спросил:

— Маркус Браун, правдивым ли является тот факт, что вы принимали участие в запуске ракет по Соединённым Штатам Америки?

Женщина переводчик перевела сказанное судьёй на английский. Маркус сделал невинное выражение лица. Он наклонился к встроенному в стол микрофону, и, слегка хрипя, произнёс:

— Простите, ваша честь, но к тому, что вы сказали, я отношения не имею, разве что косвенно.

— Поясните.

— Ну, видите ли, я всего лишь доктор. Однажды меня вызвал мой командир покойный генерал Фитцджеральд, и приказал следовать в Пакистан вместе с отрядом морских котиков для какой-то секретной операции. Миссия носила строго секретный характер, поэтому цель нашей поездки я не знаю до сих пор.

После того, как переводчица объявила сказанное Маркусом, аудитории взорвались от негодования.

— Значит, вы отрицаете вашу причастность к событиям, послужившим началу массовых бомбардировок?

— Да, ваша честь. Я лишь следил за состоянием здоровья военного состава операции, и если вы спросите меня, перевозили ли мы тогда ядерные ракеты, то я скажу, что не знаю, потому, что это действительно так.

— Прошу слово, ваша честь, — поднял руку прокурор, рослый мужчина сорока с лишним лет.

Судья кивнул в знак согласия.

Поднявшись с места, прокурор прошёлся вдоль зала, листая в руке пачку чёрно-белых фотографий. Остановившись у трибуны Маркуса, он кинул одну из них ему на стол.

— Взгляните на фотографию, и скажите, что вы там видите, — сказал он растерянному доктору.

Маркус прищурился, вглядываясь в расплывчатую картинку. Подняв глаза на прокурора, он тихо произнёс:

— Там я и какой-то господин. Мы склонились над циферблатом, с которого торчат куча проводов.

— Это таймер на бомбе РК-2000, разработанной в Пакистане на основе российского аналога. Прокомментируйте, пожалуйста, что вы с ним делали. Суду будет любопытно узнать, как доктор, не имеющий отношения к ядерному оружию, мог возиться с таймером самой страшной ракеты в истории человечества. Снимок получен со спутника, так что не удивляйтесь, откуда он у нас.

Маркус заметно волновался. Ему ничего не сказали про липовые компроматы, поэтому он не смог подготовить правильный ответ. Что говорить теперь? Чёрт, я и так уже сознался в том, чего не совершал, — молниеносно думал доктор. — Они ведь сказали, чтобы мы сами придумали себе истории. Как быть? Дрожащим от волнения голосом, он произнёс:

— Снимок не совсем чёткий. Простите, я не помню этого момента.

Аудитории снова взорвались в неистовом негодовании. Судье пришлось приложить не мало усилий, чтобы успокоить нервную публику.

— Так вы не отрицаете, Маркус Браун, что именно вы запечатлены на этой фотографии? — как можно внятней произнёс судья.

Маркуса всего затрясло.

— Простите, я не знаю, — еле выдавил он.