Постель и все остальное

– Вы правильно настроились на безмолвие. Хорошее слово, да? Выслушайте меня без комментариев, пожалуйста. Я вас обманула. Моя бабушка умерла три месяца назад. И передала такое тайное знание, что я сама чуть за ней не последовала. Она заболела пневмонией, говорят, старики часто от нее умирают, если от рака не успели. Ее положили в больницу, в отдельную платную палату. Когда бабушке что-нибудь нужно, вся родня скидывается. Единственная привилегия избранной, кстати. И от той она норовит отказаться. Прогнозы врачей были оптимистическими. Наверное, сейчас медицина гораздо больше может, чем раньше, в смысле излечения пожилых. И вдруг она потребовала меня к себе. Я сразу приехала из Москвы, тут недалеко. Моя мама почему-то переполошила всех родственников. Уходя из дома, я краем уха слышала, что возле бабушкиной палаты объявлен общий семейный сбор, потому что «Татьяну потребовала». На лице Арсения такое выражение, будто сейчас он крикнет «прочь» или «долой».

– Остановитесь. Вы уверены, что мне, постороннему, можно такое рассказывать?

Татьяна:

– Не бойтесь, вам ничего не грозит, кроме небольшой потери времени. Но вы сегодня его уже столько потеряли. Хотя китайские философы говорят, что все в жизни есть бесконечный акт познания…

Арсений, пристукнув ладонью по столу:

– Вы опять намерены удариться в несущественные подробности?

Татьяна мирно:

– Так выслушайте не перебивая! В палате горел только ночник на стене. Бабушка полусидела в подушках и выглядела хорошо. Правда, губы были какими-то синеватыми. Заговорила она сипло, но отчетливо, связно, как всегда. Мол, Татьяна, пришел твой черед хранить тайну и семью. Не пререкайся, береги наши с тобой силы. Возьми пакет. Вскроешь через сорок дней после моей смерти. Передашь своей внучке. Господь с тобой. И вынула из-под одеяла большой довольно толстый пакет из прочной коричневой бумаги. В таких раньше бандероли отправляли. Я – в слезы. Твержу: «Ты не умрешь, не умрешь, не умрешь. Я возьму пакет, если хочешь, но на сохранение. Вернешься из больницы, и снова тебе отдам». А в душе такой ужас. Бабушка, мягкая, добрая, впервые в жизни глухо рыкнула: «Цыц!» Ужас стал паникой. И вдруг я спросила: «А если у меня внук родится?» Она: «Не страшно. Наши с тобой обязанности допускают творческий подход. Напишешь в своем отчете, будто время от времени, для освежения, что ли, тайны, хранителями должны становиться мальчики». Мне казалось, я обезумела. Сначала неуловимые мысли во множестве метались, потом такая тупость одолела. Я даже с трудом выговорила: «В каком отчете?» А бабушка сурово: «Вскроешь пакет – поймешь. Хватит, уходи. Дай с остальными попрощаться. Наверное, собрались, когда узнали, что я тебя потребовала. Когда моя бабка меня призвала, тоже все сбежались. Устала я, Танечка, любимая. Подойди ко мне, дай руку, вот так. Поклянись, что не предашь». Я, ревмя ревя: «Клянусь». Она: «Храни тебя Бог». Вы недавно сказали, что надо участвовать в жизни, тогда она будет интересной. Чистая правда. Потом я вспомнила, что раз пятьдесят видела подобные сцены в кино. Просто видела. А теперь внутри все кипит, и я рыдать начинаю.

Она всхлипывает.

Арсений растерян и предпринимает вторую попытку отказаться от роли исповедника:

– Не плачьте. Я, знаете ли, атеист. Материалист, можно сказать. В астрологию, колдовство не верю. Разумеется, во всем есть цикличность, зависящая от вращения небесных тел. Но и только. Для вас это все серьезно, а мне даже настроиться на сочувственный лад трудно. То есть я сочувствую, как человеку, вы пережили смерть бабушки. Словом, для меня это пересказ сцены из фильма, как для вас раньше.

Татьяна:

– Очень хорошо.

Почти грубо он пытается сорваться с крючка еще раз:

– То есть, напротив, я верующий, хотя и не религиозный. Как положено христианину, колдовства не признаю. Наверное, мне нельзя это слушать, чтобы не… Черт, как же это называется? Как? А, чтобы не оскверниться.

Татьяна:

– Ладно, чертыхающийся христианин, потерпите несколько минут. Я наполовину душу вывернула, назад у меня не получится. Когда я вышла из палаты, в коридоре действительно сидели все родственники. Они сначала вскочили и кинулись ко мне. А потом увидели пакет в руках. И представляете, одновременно отпрянули. Смутились, но обратно не шагнули. Стоим и смотрим друг на друга, будто чужие. Тут подошла моя мама, обняла за плечи, отвела в сторону, погладила по голове. Я снова заплакала. А она тихо сказала: «Поезжай домой, пакет спрячь, отдохни». И подала мне деньги. Это экономная, прижимистая даже мама! Я с непривычки отвела ее руку и забормотала про две автобусные остановки, которые я с детского сада про бегаю бегом в любую погоду. Она твердо заявила: «Бабушка велела на такси…»