Постельный режим

Иметь положительный остаток на банковском счете

Забеременеть

(Есть, разумеется, и другие пункты, которые мне пока не удалось пометить галочкой или с которых галочку пришлось снять, когда забеременела. «Заниматься сексом три раза в неделю», например. Или «Весить на четыре с половиной килограмма меньше нормы». И с тем и с другим до поры до времени придется подождать.)

Питер, отец Тома, — хирург, и его история про амниотическую жидкость нисколько не взволновала. Нам немного полегчало, но потом Том вспомнил, что его отец способен травить анекдоты, держа в руках окровавленное человеческое сердце. Его из равновесия ничем не вывести. Замечательное качество для хирурга, но для отца — как-то не очень. Том рассказывал, что добрую половину юности пытался добиться хоть какой-то реакции со стороны Питера, для чего перебрал все возможные экстремальные виды спорта — летал на параплане, спускался на лыжах без трассы, сплавлялся по бурным рекам. А папа приподнимал бровь, и только. Том уже подумывал о менее законных способах привлечь внимание отца, когда университетский профессор предложил ему попробовать себя в учебном судебном процессе. В результате Том открыл для себя нечто более занимательное, чем игра на нервах у отца, и теперь этот пунктик его вроде и не мучает. Хотя я подозреваю, что отцовское мнение далеко не так безразлично Тому, как он пытается показать. Сообщив Питеру о моих проблемах, Том плавно свернул на более близкую его сердцу тему собственных «многочисленных и разнообразных успехов на работе». Недалек день, когда его должны повысить до партнера юридической конторы, одной из крупнейших в этом городе. И послушать Тома, так дело в шляпе. В действительности это не совсем верно. Спору нет, у него прекрасные шансы, но до финала удается дойти очень немногим сотрудникам.

Потом он поговорил с матерью, коротко и отрывисто, как говорят люди, давно не испытывающие друг к другу теплых чувств, тех, что смягчают голос, делают его сердечнее. Мать — худая, дерганая бостонская барынька — так до конца и не простила Тому, что тот не родился девочкой, с которой она заново пережила бы собственную юность и свой первый выезд в свет. Я своими ушами слышала, как она жаловалась подруге за чашечкой «Лапсан Сушонга[2]»: «Я была абсолютно уверена, что он — девочка. Ведь он же лежал боком». И она бросила на Тома укоризненный взгляд. Новости об университетских, а позже юридических достижениях сына она выслушивала довольно безучастно. Чайные розы в саду вызывали у нее куда больший интерес.

В данный момент Том мечется по нашей кухоньке: запихивает ветчину между ломтями клюквенно-орехового хлеба, надрывно орет в спикерфон, пытаясь утрясти сегодняшний график работы, и время от времени подлетает ко мне — поцеловать и виновато прошипеть на ухо: «Приходится все им разжевывать, Кью, ты уж прости. А твой обед почти готов…»

(Сколько себя помню, для друзей, для родственников, вообще для всех на свете я всегда была «Кью». Еще в школе кто-то засек, что в фильмах про Джеймса Бонда одного типа, «Кью», по-настоящему зовут майор Бутройд; моя фамилия — Бутройд, имя — Квинн. Вот и весь сказ. А мне даже нравится. Я, может, до тошноты благопристойная замужняя юристка, но имечко-то у меня как у какой-нибудь секретной агентши, которая разъезжает на перламутровом джипе с бронированными стеклами и не просыхающими от шампанского сиденьями.)

В свою контору я позвонила сразу же, как вернулась от врача. После первоначального замешательства («амнио…» чего?) и долгой-долгой паузы Фэй — партнер в нашей фирме — наконец вышла из ступора и согласилась разбросать мои дела между коллегами. Отныне я свободна от всех обязательств, как доктор прописал. («И чтоб никаких телефонных переговоров из дома, слышите? Оборвать все деловые связи. Стресс может дурно повлиять на кровоснабжение ребенка!»)