Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Настырные мысли заставили Ларису отыскать среди бумаг расшифровку исповеди Елены Николаевны. Всё банально начиналось с изгаженного взрослыми детства. Время, когда формируется личность, Кротов по недоброй воле матери вынужден был провести в интернате.

Что может вырасти из посеянной боли и обиды? – размышляла Лариса, снова и снова вчитываясь в откровения своей респондентки. В душе даже поднималась волна сочувствия к маленькому Валерику, злобному, но всё же жалкому существу. Да-а, судьбы всех лишённых нормальной семьи детей похожи: вырастают из них зверёныши. Может, не столько вина Кротова, сколько беда, что стал он на скользкий путь? В состоянии был он, ребёнок, противиться выпавшему ему образу воспитания? Защищался и приспосабливался, как мог. А мог-то до тошноты мерзко…

…Она расспрашивала Кротову, как получилось, что два таких разных по внутренней сути человека создали семью, обзавелись аж четырьмя детьми. Лариса Николаевна грустно отвечала, что всему виной была её вера в возможность сделать Валерия другим. Блин, вот ещё одна строительница сказочных замков! Сама себе их нарисовала, сама и начала кирпичи ворочать!

– Ведь сначала, когда он ещё учился, был совсем другим человеком, совсем – причитала Елена, и нынче, похоже, веря, что так было на самом деле.

Весь интернат от его происков стонал, а она, вишь, какого-то другого Валерика перед собой лицезрела! Но так или иначе, а в розовый период жениховства он её мечтаний не развеивал. Хочешь замуж? – пожалуй, дорогая, к венцу. Хочешь большую семью? – рожай, милая, сколь угодно. Только помалкивал, что это будет не их, а только ЕЁ семья, она одна будет за неё отвечать: растить, юные мозги вправлять, даже содержать. А он – увольте: он благодетельствовать свиноматкам (так и звал свою суженную в последние годы!) не подписывался. У него другие мечты и планы, его ждут грандиозные дела.

Лариса отложила листы, подошла к окну полюбоваться золотыми лучиками, ласкающими остатки сугробов во дворе. Стар и млад высыпали на улицы, дорожки заполонили мамы с колясками и каталками, стайки молодняка кучковались с запретным пивом на лавочках, споря с благообразными возрастными парами за место под солнцем. Мир впитывал свет пробуждающейся жизни. А она ковыряется тут в гнилой биографии какого-то пакостника! Ларисе вдруг так захотелось бросить всё и выскочить на улицу, подставить лицо свету, вдохнуть весеннего ещё холодного воздуха… И чтобы ни Аллы, ни Крота, ни Триша с его нудностью. Расправить крылья и взмыть над жизнью!

Ага, только где их продают, эти спасительные крылья?.. Сиди уж…

Лариса вздохнула, вернулась к столу и снова углубилась в бумаги.

…Время больших дел для Валерия Андреевича действительно пришло, и достаточно быстро: для одних перестройка закрывала даже самые узенькие жизненные тропочки, перед другими распахивала океанских масштабов просторы. Но ни удачливость в коммерции, ни способность входить в доверие к самым высоким властвующим коронам не выковали у Крота, этой злобной интернатовской крысы, повадок большого хозяина жизни.

– Знаете, Лариса, а ведь Кротов мой по натуре своей так и остался нечистым на руку мелким жуликом. Денег и власти полно, а его всё на воровство тянет. Однажды, когда вторая дочка была совсем крохой, пошли они за арбузами. Один арбуз на весы поставили, а ещё два он велел дочке незаметно откатить в сторону. Кое-как доволокли свой улов, и всю дорогу он хвалили девочку, что та не сплоховала, не растерялась, украла, урвала чужое. У самого денег куры не клюют, а не красть не может. Весь он в этом эпизоде. Девчонки постоянно слышали его хвастовство нечестными сделками и обманами лохов, рассказы о богатой жизни, ради которой все средства хороши. Я им – о добрых зайчиках, а он – об удалых хищных волках.

Лариса, выросшая в дружной единодушной семье, с трудом могла представить, в каком вечном раздрае жили девочки Кротовы. Она понимала, что за несколько коротких часов их общения Елена Николаевна не рассказала и десятой доли того, что там творилось. И этот малый осколок огромной трагедии ей пришлось втискивать в несколько десятков газетных строк. Неблагодарное дело – мерять строками живую человеческую жизнь. Вернее, жизни. Неблагодарный журналистский труд…

***

После праздника рабочее утро было пустым, особо срочных дел не предвиделось. Лариса решила заняться родственниками парней «из бочек». Если что-нибудь нароет, поедет к ним на встречу прямо из дома. Так и объяснила секретарше Триша Ниночке, отвечающей за рабочий табель сотрудников «Обоза».

Для начала снова взялась за Лёху Вершкова: может, за последние дни в их ведомстве появились новые данные по двойному убийству?. Но Лёхин телефон не ответил, зато залился её собственный. На проводе была всё та же Ниночка, верещавшая несвойственным ей благим матом:

– Лебедева, твою дивизию, шуруй быстро в редакцию! Тут автоматчики какие-то к нам ворвались, на главного стволы наставили, тебя требуют! У Триша сердце схватило, Лизетта ржёт как оглашенная, дурдом, твою дивизию! Чего ты опять накосячила?

– А что говорят-то?