Во всяком случае, для меня (а это и есть то «мы», о котором мы здесь говорим) в этом и состоит антропология, то есть этнографическая антропология: попытка реконструировать неуловимых, почти эфемерных и уже совсем ушедших слонов по следам, которые они оставили в моем сознании. «Постфактум241
» – это двойной каламбур, два метафорических сдвига буквального значения. Буквально этот термин обозначает поиск фактов, чем я, разумеется, здесь «фактически» и занимался. При первом сдвиге он обозначает интерпретацию ex post – основной (возможно, единственный) способ работать с проживаемыми вперед и понимаемыми назад феноменами, с которыми обречены иметь дело антропологи. При втором (еще более проблемном) сдвиге он обозначает постпозитивистскую критику эмпирического реализма, отход от простых корреспондентных теорий истины242 и знания, который делает сам термин «факт» щекотливым вопросом. Когда столь долго ищешь среди столь разных людей и в столь разные времена, это не приносит ни особой уверенности в себе, ни чувства завершенности, ни даже ощущения, что понимаешь, что именно ищешь. Но это отличный – интересный, волнующий, плодотворный и увлекательный – способ прожить жизнь.