Постигая Вечность

А я полностью переключилась на последние приготовления к открытию салона и через несколько дней получила ответ. Я на своей машине направлялась в загородный дом. Стояла чудесная странная погода – сияло солнце и накрапывал дождик, будто шутливо соревнуясь, кто кого? Прямая и ровная, как взлетная полоса, дорога, уходящая далеко за горизонт, четко надвое делила потрясающей красоты и масштаба пейзаж, расстилающийся передо мной: бесконечные зеленеющие луга, островки горделиво, особняком стоящих деревьев и пышных кустарников. Облака, словно взбитые в крепкую пену белки, медленно плыли в бездонном небесном океане, меняя конфигурацию, представляясь то щенком, то головой Мефистофеля, то тонким девичьим профилем. Я плелась с черепашьей скоростью, любуясь этим шедевром гениального ландшафтного Дизайнера, подпевая вторым голосом приятную песенку, доносившуюся из приемника. Все это зримое, слышимое, ощущаемое сливалось в такое мощное «тутти»[2] с моим мажорным настроением, что я невольно воскликнула: «Какая благодать!» И вдруг все смолкло, будто внезапно отключили звук. И в наступившей тишине отчетливо прозвучало: «Как описать совершенство? Просто произнесите: «Комильфо!» Осторожно, опасаясь спугнуть впорхнувшую подсказку, припарковалась на обочине, достала ручку, блокнот, записала текст и уже затем, расслабившись, прочитала вслух. Да, это было именно то, над чем долго и безуспешно корпело мое подсознание, – короткий, запоминающийся слоган, выражающий самую суть идеи. Я захлопала в ладоши: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Вышла из машины, скинув туфли, зашла в поле. Высокая, влажная трава приятно холодила ноги и, потревоженная, испустила терпкий аромат. Я протяжно вдохнула, закинув голову лицом к солнцу, и капельки дождя деликатным деташе[3] застучали по нему. «Спасибо. Спасибо Тебе за подсказку. За энтузиазм в начале и терпение в конце. Спасибо Тебе за все, Великий Затейник!»

Как-то я зашла в монастырь, ставила свечки, бормоча импровизированную молитву собственного сочинения. Монашка, услышав, как я к Нему обращаюсь, нахмурилась и, вздернув указательный палец, сурово произнесла:

– Он – обидится.

– Он – не обидится, – точь-в-точь повторив ее жест и интонацию, ответила я.

Может Он вовсе и не он, а она, или оно, или андрогин? Но в нашем патрицентрическом мире все великое и значимое – мужского рода. И я без феминистского раздражения принимаю это: «Он – так он». А поскольку Сам Лично Он никому не представлялся, называю его по своему разумению, и оно таково, что только Великий Затейник мог придумать и воплотить такой Грандиозный Ребус. Знаю, что Он мне симпатизирует, хотя я часто спорю с Ним, а порой допускаю дерзость не соглашаться, но стараюсь не досаждать частыми просьбами, а на благодарности не скуплюсь.