Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

В конце 1930-х годов в Ленинград ежесуточно прибывали 250 вагонов с продовольствием, и снабжение, по сравнению с другими областными центрами, было хорошим, а уж по сравнению с небольшими городами и посёлками — просто отличным. Однако крупных запасов в городе не было. Если по нынешним нормам склады, на случай непредвиденных обстоятельств, хранят неприкосновенные продовольственные ресурсы, которых должно хватить в среднем на 90 суток, то к 21 июня 1941 года «… запасы на ленинградских базах составляли: муки, включая зерно портовых элеваторов, предназначенное для экспорта, — на 52 дня, круп — на 89 дней, мяса — на 38 дней, масла животного — на 47 дней, масла растительного — на 29 дней» [15. С. 127].

Рядовые ленинградцы, конечно, не могли знать этих цифр, которые являлись государственной тайной. Но наученные горьким опытом всё той же недавней войны с Финляндией, когда — особенно поначалу — на продуктовом рынке города царил настоящий хаос, они сразу, ещё 22 июня, бросились скупать в магазинах сахар, соль, бакалейные товары, консервы, шоколад. Казалось, и властям Ленинграда житейская логика подсказывала необходимость принятия всех мер для скорейшего создания в городе продовольственных ресурсов. Однако этого сделано не было. Наоборот, упускались возможности, которые предоставлял случай, и щедро тратилось то, что имели.

До самого конца августа горожане подумать не могли, что их ожидает жесточайший массовый голод. Даже по карточкам можно было питаться вполне сносно: ежедневно хлеб отпускался рабочим и инженерам по 800 граммов, служащим — по 600, детям и иждивенцам — по 400. И это не считая других видов продуктов. К тому же всю вторую половину лета магазины свободно торговали продуктами по завышенным, так называемым коммерческим ценам. А со 2 августа, по решению Ленгорсовета, открылись две продовольственные базы, на которых продавались «подарки бойцам», «с этих баз управлению продторгами Ленинграда разрешалось продать до 200 т высококалорийных продуктов — шоколада, какао, шоколадных конфет.» [15. С. 128–129].

Параллельные заметки. Хлебный паёк, поначалу столь щедрый, но очень скоро урезанный до гибельно мизерного, в ждановском блокадном Ленинграде распределялся по тому же самому принципу, что и в зиновьевском блокадном Петрограде. Разница лишь в том, что после революции была введена ещё одна категория горожан — «лица не рабочие и не служащие, живущие своим трудом» (то есть лица, занимающиеся частной практикой, которые к началу 1940-х под нажимом большевистского режима почти исчезли), а иждивенцы именовались ««нетрудовыми элементами».

Имя Зиновьева было вычеркнуто из всех советских святцев, но опыт его администрации, как видим, использовался в городе неукоснительно: кто не работает — то есть старики, дети, инвалиды, — тот не ест.

Вплоть до самого конца августа 1941 года власти Ленинграда не задумывались о перспективах продовольственного снабжения города. Когда ещё в первые недели войны Жданову доложили, что в Ленинград повернули эшелоны с продуктами, направляющиеся в Германию по договору 1939 года, он распорядился их не принимать. А когда противник, захватив Прибалтику, вторгся в Псковскую и Новгородскую области, все спасённые материальные ценности, в том числе около 3 млн пудов зерна, при молчаливом согласии ленинградского руководства были направлены на восток в обход города. Плюс ко всему в течение лета из Ленинграда не раз вывозились продукты для эвакуированных в отдалённые местности детей: так, лишь 7 августа в Кировскую область было отгружено 30 т сахара, 11 т масла и тонны других продуктов [15. С. 91].

Только после того как вражеские войска заняли станцию Мга, горком партии и исполком Ленгорсовета, спохватившись, впервые провели инвентаризацию продуктов питания, а также пищевого сырья, имевшихся на базах и в магазинах. Запасы, как выяснилось, были мизерны: муки — на 14 дней, крупы — на 23, мяса и мясопродуктов — на 19, жиров — на 21 [15. С. 129].