Параллельные заметки
. Ощущение того, что в городе выкачали воздух и стало совсем нечем дышать, усугублялось развязанной по всей стране оголтелой кампанией борьбы с космополитизмом. В Ленинграде с его традиционной тягой ко всему европейскому это воспринималось особенно болезненно. «Белые булки с хрустящей корочкой, называвшиеся издавна “французскими”, переименовали в “городские”, популярное кафе “Норд” в центре Невского проспекта — в “Север”. Из передач радио, со страниц газет исчезли широко употребляемые, вошедшие в русский лексикон слова “тайм”, “матч”,“пирс”, “коттедж”, “сейнер” и пр. Конфеты “Ша Нуар” превратились в “Славянские”, кинотеатр “Люкс” — в “Свет” и т. д., и т. п.» [9. С. 140]. Многие воспринимали всё это как первобытную дикость. И поражались при виде того, как другие, захваченные общей вакханалией, опускаются до пещерного состояния: «В магазинах и поликлиниках, в институтах, в трамваях сводили счёты со всеми, кто выглядели хотя бы слегка похожими на евреев, — вспоминает Михаил Герман. — Ужасно, но я видел людей, от которых никак нельзя было ожидать подобного, ведущих себя, как во время погрома» [14. С. 206].Подчас доходило до абсурда. Известен случай, когда в знаменитой аудитории истфака ЛГУ час за часом обсуждали-осуждали старичка-профессора, который в своих трудах доказывал, что казахский эпос перекликается с германским, то есть налицо явный космополитизм и преклонение перед Западом. Наконец, какой-то карьерист-аспирант обвинил старика в том, что он не понимает — искусство всегда связано с жизнью. И тут профессор вдруг не выдержал. Он вскочил, сорвал с носа пенсне и дребезжащим голосом на всю аудиторию воскликнул:
— Молодой человек, почему вы так уверены, что искусство всегда связано с жизнью?! А может быть, оно связано со смертью?
* * *
Несмотря на все удары судьбы, обрушившиеся на Петроград-Ленинград за три четверти века коммунистического владычества, для советских людей он неизменно оставался самым любимым городом. Причин такой любви было немало.
Главное — город перестал быть столицей, а значит, больше не олицетворял собой всегда ненавистную в глазах народа государственную власть. Больше того, он превратился в жертву, которую эта самая власть постоянно терзает и которая вызывает сочувствие. К тому же вся ленинградская трагедия разворачивалась на фоне таких красот зодчества, музейно-дворцовых богатств и предупредительно-воспитанных жителей, что из дальних мест город виделся словно подёрнутым неким волшебным, чарующим флёром. Не последнюю роль во всенародной любви к Ленинграду играла и советская пропаганда, которая неустанно обряжала его своими рекламными слоганами: «колыбель революции», «город Ленина», «невская твердыня», «город великих пролетарских традиций» и т. п.; в насквозь идеологизированной стране это имело немалое значение.