Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

В своей более глубокой и действительной сущности интернационализм предстает идеологией политической мобилизации всех вненациональных и уже только поэтому исторически маргинальных слоев общества, нацеленных на подавление и сокрушение основ всякой национальной жизни. В итоге всякой, ибо исходным моментом в развитии самих парадигмальных основ интернационализма является подмена национальных основ и ценностей жизни на вненациональные, в частности, классовые - полная стерилизация национального пространства истории как национального. По этой причине интернационализм предстает идеологией восстания всех беспочвенных сил общества против самых глубоких основ его идентичности в истории - национальных, одной из неявных, но именно поэтому и наиболее агрессивных сторон процесса денационализации национальных основ истории, ее цивилизационной хаотизации, при этом начиная с архетипических глубин истории.

В этой связи понятно, почему именно "лакей Смердяков был у нас одним из первых интернационалистов, и весь наш интернационализм получил смердяковскую прививку"26, выраженную антирусскую направленность. И он не мог ее не получить уже по своей вненациональной, а в итоге и антинациональной сущности, направленной на преодоление базовых форм национального бытия в истории. Вот почему интернационализм - это идеология исторического погрома основ цивилизационной исторической реальности, открытого насилия над главным субъектом цивилизационной логики истории нацией, а значит, и над самой цивилизационной логикой истории. Национальное и цивилизационное - это сообщающиеся сосуды истории, одно живет отраженным бытием другого, а потому и их развитие, и деградация оказываются взаимообусловленными. Интернационализм, покушаясь на национальное своеобразие основ общества и его истории, покушается на его цивилизационное своеобразие и основы. Разрушения, которые он вносит в живую ткань бытия любой нации в качестве разрушения его как национального, становятся разрушением основ ее цивилизации, ее бытия как цивилизационного.

Что же касается конкретно истории России, то после Октября 1917-го интернационализм во внутригосударственных рамках предстал, ко всему прочему, еще и "политико-идеологической экспансией малых этносов по отношению к основному этносу, социальная организация которого выступает несущей конструкцией государства и общества. Интернационализм был направлен в первую очередь против культурно-этнической самобытности, политико-идеологического самоопределения государствообразующего народа, связан с нивелировкой его культурных стандартов и мировоззренческих ориентиров", а порой и с практикой самоутверждения иных этносов "за счет шельмования национальной истории и традиций титульной нации". Не менее разрушительным он оказался и в вопросах государственного устройства России.

В самом деле, практика интернационализации общественной жизни приводит к чисто "механическому внутригосударственному взаимодействию между этническими образованиями по принципу: один народ - один голос, тем самым искусственно ограничиваются политико-культурные возможности развитых наций и обеспечиваются совершенно неправомерные преимущества наций, стоящих ниже по своему социальному уровню. На этой основе формируется ощущение своей культурно-этнической ущербности в развитой нации и незаслуженные амбиции, завышенные ожидания в малых этносах. Качество государственной и культурной жизни приносится в ущерб количеству ее участников. Интернационализм тем самым представляется философией и методологией чисто количественного измерения в национально-анонимном социальном пространстве"27. И кабы только этим. Он превратился в идеологическое обоснование открытого геополитического разбоя в историческом пространстве России.

А как иначе квалифицировать навязанное этногосударственное расчленение единого исторического и геополитического пространства России, такую суверенизацию взамен губернского единства России, которая, ко всему прочему, никак не считалась с реальным расселением русского этноса. Но при общем антирусском и антироссийском настрое Октября 1917-го это никого не волновало. Что такое геополитическое единство России и русской нации перед радужными перспективами мировой революции? Величина, которой спокойно можно пренебречь, тем более, если именно геополитическое единство России и русской нации является чуть ли не главным препятствием на пути тотальной интернационализации общественной жизни - основного условия тотальной пролетаризации истории и на этой основе успешного продвижения идей и практики мировой пролетарской революции.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука