Постижение России. Опыт историософского анализа

Масштабная экспансия в историю России инонационального субъекта, смена на его основе национальной элиты России на вненациональную - это не очередная мифологема, которыми так изобилует понимание истории России, особенно советского периода. Это исторический факт, хорошо прослеживаемый в практике межнациональных отношений первой половины XX века, в частности, в русско-еврейских отношениях, которые, возможно, в рассматриваемом отношении являются наиболее показательными. По мнению Д.С. Самойлова, которому в этом вопросе нет никаких оснований не доверять, в истории России четко просматриваются две волны "зачинателей русского еврейства" дореволюционная и послереволюционная. В первой волне, так или иначе, но, в конечном счете, имело место "вживание еврейского элемента в сферу русской интеллигенции", в итоге ставшего неотъемлемым элементом русской культуры и русской истории - органичной частью России. Но после 1917 года "через разломанную черту оседлости хлынули многочисленные жители украинско-белорусского местечка, прошедшие только начальную ступень ассимиляции? не переваренные, с чуть усвоенными идеями, с путаницей в мозгах, с национальной привычкой к догматизму? Это была вторая волна зачинателей русского еврейства, социально гораздо более разноперая, с гораздо большими претензиями, с гораздо меньшими понятиями. Не переваренный этот элемент стал значительной частью населения русского города. Тут были? многочисленные отряды красных комиссаров, партийных функционеров, ожесточенных, поднятых волной, одуренных властью. Еврейские интеллигенты шли в Россию с понятием об обязанностях перед культурой. Функционеры шли с ощущением прав, с требованием прав, реванша. Им меньше всего было жаль культуры, к которой они не принадлежали"28.

Именно эта часть еврейства была в наибольшей мере востребована в эпоху "великих перемен". Именно их "непринадлежность" к русской культуре и на основе этого к исторической и национальной России определила и необычайно высокую меру их востребованности в деле слома основ русско-российской цивилизации и развитую в процессе этого слома необычайную агрессивность вообще и, в частности, в общем отношении к архетипам русской истории, социальности, культуры, духовности. И это понятно, чужого не жалко, ибо оно не свое, тем более, если именно оно лежит на пути экспансии собственного национального начала в истории, которое, как национальное, и в этом парадокс еврейства, может быть реализовано лишь в космополитических формах, в национально-стерильном историческом пространстве, лишь в пространстве предельной интернационализации истории.

Впрочем, парадокс имеет естественное разрешение: в силу именно неукорененности в той национальной почве, которая является господствующей в данной исторической среде, в ней можно жить, только ее преодолевая. И поскольку, как господствующую, ее нельзя преодолеть прямо, в иной национальной форме, она преодолевается опосредованно, во вненациональной форме - в формах космополитизма, интернациональной стерилизации национальной почвы истории. При этом, чем больше ее интернациональная стерилизация, тем более благоприятные условия возникают для реализации еврейского начала в истории как национального, которое, однако, от этого не перестает быть национальным, так сказать, само радикально не интернационализируется, а по-своему, всякий раз в новых формах национализируется.

Таким образом, призыв к радикальной денационализации других не завершается собственной радикальной денационализацией. И в этом еще один из парадоксов еврейства, который порождает вопросы относительно истинных мотивов еврейской активности в интернационализации исторического пространства бытия других наций. Ведь для автохтонных наций предельная интернационализация основ их бытия в истории оборачивается как раз преодолением этих основ в качестве национальных и вслед за этим самого бытия нации в качестве исторического - коллапсом национально-исторического бытия, всякого бытия в истории. Во всем этом проявляется глубинная национальная специфика еврейства, базовый способ его присутствия и активности в истории, исходный источник и, главное, основное содержание тех противоречий, которые порождаются в системе и практике его отношений с другими нациями. Все они результат попыток стерилизации чужого национального пространства как национального, вторжения в него с позиций крайне космополитизированных и интернационализированных форм исторической активности, разрушающих и замещающих всякое бытие в истории как национальное. Все это многое объясняет в самой логике поведения российского еврейства в русской революции, развитую ими бешеную инициативность в деле слома основ национальной идентичности русских и России, в их приверженности не только целям и задачам предельной и абстрактной интернационализации страны, но и к крайним средствам ее достижения.