Постижение России. Опыт историософского анализа

В России существует огромная масса исторических, культурных и духовных маргиналов, по-настоящему не укорененных в русской истории, культуре и духовности, балансирующих между "своим" и "чужим" в истории, культуре и духовности и именно поэтому провоцирующих кризис исторической и национальной идентичности на постоянной основе. Только вдуматься: нации навязывают вненациональные основы идентичности - русской нации навязывают не русские и не российские основы идентичности, начиная от идей мировой революции и социального освобождения всего человечества и кончая вхождением в западную цивилизацию и приоритетом ее ценностей над всеми остальными, и прежде всего над выстраданными собственной историей.

Отсюда многое становится понятным в России, в частности, и то, почему в России так тяжело идут модернизационные процессы. Потому что в России они совмещаются с попытками изменения типа ее цивилизации и цивилизационного развития. В России существует массовый вненациональный субъект, который на постоянной основе недовольства социально-экономической, формационной реальностью переводит в цивилизационную плоскость, придает ему цивилизационный масштаб, направленность и специфику, превращает его в недовольство самой локальностью русско-российской цивилизации. Отсюда и стремление не столько изменить что-то в самой России, сколько изменить саму Россию, превратить ее в нечто, что дистанцирует ее от основ локальности своей цивилизации и типа ее цивилизационного развития в истории. Последний вообще признается тупиковым и бесперспективным и под основание этого подводится специфическая мотивационная база, густо замешанная на русофобии, на признании в качестве несостоявшейся всей истории, культуры и духовности, национальной полноценности самой русской нации как русской.

Отсюда понятен и масштаб той ненависти, а в лучшем случае безразличия, которое пронизывает само отношение к России и к собственной нации. Оно, собственно, и не является отношением к собственной нации и к России. И то и другое воспринимается как чужое. Это многое объясняет в парадоксах ментальности современной России, когда в ней многим почему-то своего не жалко. Да потому и не жалко, что оно, похоже, и не является своим. Для вненациональной России многое в национальной и исторической России является чужим и даже враждебным и именно потому, что является национально и исторически укорененным не где-нибудь, а в самой России.

Россия - цивилизационно расколотая страна, расколотая на ту, которая ищет и находит себя в России, и на ту, которая ищет и находит себя в преодолении России как России, на ту, для которой Россия - абсолютный максимум истории, и на ту, для которой Россия - несуществующая сущность истории или такая, которую следует преодолеть в истории и чем быстрее, тем лучше для самой России. Это парадоксально, но это именно так: вненациональная Россия основной вектор модернизационных процессов в России связывает с тем, что должно преодолеть Россию.

Какие же реформы могут состояться, если в их основание кладется преодоление основ локальности собственной цивилизации и базовых структур идентичности? Все модернизационные процессы в истории питаются соками исторической преемственности и идентичности. Там же, где и то и другое взламывается, историческая модернизация превращается в кризис идентичности и логика исторической модернизации уступает место логике цивилизационного переворота.

В России трагическая ситуация: в силу цивилизационного раскола ее субъектной базы в ней не получил развития тот национально ориентированный субъект, который был бы способен осуществить преодоление исторически сложившегося зазора между Россией, локальными особенностями ее цивилизации и необходимостью ее формационной модернизации, который смог бы провести модернизацию как специфически российский феномен, совместить ее с особенностями локальности русско-российской цивилизации, без слома основ ее идентичности.