Читаем Постижение России. Опыт историософского анализа полностью

Дело в том, что, как показывает практика истории, единство в способе проживания своей истории, своих, пусть далеко не во всем единых архетипических особенностей, оказывается достаточно мощным основанием для формирования из разных этносов единого цивилизационного субъекта - одной цивилизационной общности. Единство в способе объективации своих архетипов, не достигая сразу и до конца этнического - единства во всей системе архетипов социальности, культуры, духовности, вместе с тем достигает выраженного цивилизационного и через него продолжает формировать этническое. Цивилизационное единство в данном случае достигается раньше, чем этническое, в своих начальных формах предшествует ему. Но, в конечном счете, они оказываются взаимосвязанными между собой, ибо нельзя достичь полного, исчерпывающего цивилизационного единства, не достигая этнического, так как этнос - составная часть цивилизационного субъекта истории как этнокультурной общности. А потому, чем больше цивилизационный субъект становится единым этнически, тем больше цивилизационно.

Этническое единство усиливает в цивилизационном единство в самой системе архетипов социальности, культуры, духовности, чем и достраивает цивилизационное единство до единства в основах локальности цивилизации - в духовных основах истории, в основах человеческой души. Но оно неотделимо от единства в способе объективации архетипических особенностей и основ истории в самой истории, формирующего общий стереотип поведения в его гумилевском значении, как системы специфических стандартов поведения, с одной стороны, объединяющих людей в одну цивилизационную общность, а с другой - отличающей ее от всех остальных. С него, как мы видим, начинается цивилизационное единство, которое, в частности, через осознание общности исторической судьбы, рано или поздно, но завершается обретением всей системы цивилизационной идентичности, полным растворением в ней.

Что касается исторических перспектив национальных разновидностей цивилизационных новообразований, то их судьба может и складывается по-разному, укладываясь в несколько вариантов развития: они либо полностью ассимилируются локальной цивилизацией, растворяются в ней; либо становятся их неотъемлемой, относительно самостоятельно, но составной частью; либо через усиление процессов цивилизационной спецификации превращаются в ассоциированных членов; либо полностью выходят из исторического пространства локальной цивилизации. Какой вариант возобладает в истории дело самой истории, всей совокупности конкретных исторических обстоятельств и факторов исторического действия.

Но в любом случае нельзя не согласиться с тем, что именно процессы цивилизационного размежевания и интеграции лежат в основе всех интеграционных и дезинтеграционных процессов истории. Их нельзя ни отменить, ни переориентировать, как нельзя отменить генетический код истории, произвольно переориентировать систему архетипов социальности, культуры, духовности с одной локально цивилизационной специфики на другую. Для реальности всего этого надо совершить тотальное насилие над историей, просто перестать жить в истории и историей, а в итоге просто быть. История, все процессы интеграции и дезинтеграции в ней будут развиваться так, как будут развиваться в ней цивилизационные процессы, обусловленные цивилизационной логикой истории.

С момента возникновения генетического кода истории и на его основе локальной цивилизации вся последующая история - это история саморазвития и самораскрытия его исторического потенциала. Генезис локальной цивилизации находится полностью в пространстве основных векторов исторического развития генетического кода ее истории. Они небезальтернативны, но это альтернативы исторического развития генетического кода данной локальной цивилизации. Выход за его пределы - это путь к цивилизационной деградации, которая завершается либо уходом из истории вообще, либо уходом в другую цивилизацию, растворением в ее основах своих собственных. Поэтому историческая жизнеспособность локальной цивилизации определяется жизнеспособностью генетического кода ее истории, то есть возможностями развития духовных основ цивилизации в основах человеческой души. Это конечный источник жизненности локальной цивилизации, которая определяется развитием ее духовных начал во всех сферах человеческой деятельности.

Чем больше они одухотворяются, чем больше у локальной цивилизации возможностей для развития своих духовных начал, для переноса всех проблем своего исторического развития из внешней среды общества вовнутрь общества, в сферу духа для духовного ответа на все вызовы истории и природы, для собственного духовного обновления и роста, тем больше исторической перспективы, тем цивилизационно устойчивее становится бытие локальной цивилизации в истории. В конце концов, история есть, прежде всего, то, что составляет момент в развитии духа, и чем существеннее этот момент, тем более существенной является эпоха.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука