Постижение России; Опыт историософского анализа

В этом процессе обращает на себя внимание следующая закономерность: чем глубже в прошлое истории человечества, тем чаще один этнос в состоянии стать основой становления и развития цивилизации, и, напротив, чем ближе к современности, тем субъектная база становления и развития цивилизации становится все более полиэтничной. Это, разумеется, не случайно. Цивилизационная моно- или полиэтничность отражают, в первую очередь, усложнение, по мере общественного прогресса, задач исторического развития. Глубина и масштаб проблем исторических преобразований становятся таковыми, что оказываются по силам лишь объединенным историческим усилиям и творчеству нескольких этносов, на этой основе вступающих в цивилизационное единство.

При этом они могут принадлежать не только к родственным, но и к разным этносам и даже к разным расовым группам и, что еще сложнее и противоречивее, даже к разным религиозным системам и, следовательно, к разным культурно-историческим типам. Но, несмотря на это, обнаруживать поразительное единство в самом способе проживания своей культуры, социальности, духовности, самой своей истории. В реальной истории - это, как правило, результат длительного и продуктивного сосуществования в одном историческом и культурном пространстве, которое, несмотря на все этнокультурные различия, выковывает общность в формах исторического творчества, а через них и сознание общности исторической судьбы, формирующего интеграционный потенциал и по другим основаниям бытия в истории.

Хотя более органичными в истории оказываются цивилизации с разными этносами и расовыми группами, но принадлежащие к одной или родственным религиозным системам и культурно-историческим типам. Это лишний раз обнаруживает то, что люди остаются людьми, а потому интегрируются не по признакам крови, а по принципам души и что, следовательно, цивилизация является больше культурным и духовным, нежели этническим и расовым объединением. Хотя в реальной истории эти составляющие цивилизации обычно коррелируют между собой в гораздо большей степени, чем в чистой теории, отражающей господствующую историческую тенденцию в ее исторической чистоте, незамутненной конкретными обстоятельствами времени и места, в частности, реальностью ее величества исторической случайности.

Переход по мере общественного прогресса от цивилизационной моно- к полиэтничности отражает и другую тенденцию исторического развития усиление всех форм интеграции в мировой истории. Цивилизационная общность локальная цивилизация - является вершиной всех интеграционных процессов истории. В ней мировая история подводит итог всем своим интеграционным процессам, из которых выживают лишь те, которые в состоянии вписаться в локальную цивилизацию, в исторический контекст процессов цивилизационной интеграции. Она втягивает в себя все, что может идентифицировать с собой, и все стремится к ней как к конечной, абсолютной основе своей идентификации.

В этом смысле локальная цивилизация не может быть нечто иным или нечто большим того, что она есть,- абсолютным максимумом истории, в данном случае для всех интеграционных процессов в истории, ибо выступает началом и концом всех процессов идентификации в истории - исторической, культурной, религиозной, ментальной, архетипической. Она стремится интегрировать в себе все, что принадлежит или даже только может принадлежать ей: любой этнос, любые исторические, культурные, религиозные или ментальные спецификации все стремится объединить и по возможности унифицировать в себе, сделать частью своего бытия, своей сущности как локальной цивилизации. Она живет этими потоками цивилизационной интеграции, унификации и идентификации. Остановить этот процесс значит остановить жизнь цивилизации как цивилизации.

Выступая самой широкой, предельно возможной формой объединения людей, локальная цивилизация вместе с тем имеет свои ограничения на имплантацию в свою цивилизационную ткань ткани любого исторического, культурного и этнического происхождения, любой цивилизационной реальности. Существует эффект цивилизационной невосприимчивости, доходящий до цивилизационной несовместимости, несовместимости на уровне символов Веры, базовых ценностей и смыслов жизни, самих способов проживания своей истории, наконец, на уровне архетипов бессознательного. Все это и многое другое неизбежно будет создавать трудно преодолимые препятствия на пути возможности любых интеграционных процессов в истории. Они, как правило, ограничиваются границами локальных цивилизаций. Поэтому не стоит преувеличивать интеграционный потенциал современной истории. Если считаться не с тем, какую историю мы хотели бы иметь, а с тем, как она реально складывается, то придется примириться с тем, что межцивилизационная интеграция - это, скорее, исключение, чем общее правило в мировой истории.