Проблема возникает тогда, когда вы пытаетесь измерить и ухватить это преимущество. Роберт Меткалф, изобретатель коммутатора Ethernet, заявил в 1980 году, что полезность сети «пропорциональна квадрату численности пользователей». Поэтому если стоимость создания сети увеличивается линейно, то ее полезность растет по экспоненте[46]
. Косвенно это означает, что искусство ведения бизнеса в экономике знаний заключается в присвоении всего того, что находится между прямой линией и экспонентой.Однако как измерить полезность? Сэкономленными деньгами, полученным доходом или увеличенной прибылью? В 2013 году экономисты из ОЭСР договорились, что ее нельзя отразить традиционными рыночными параметрами. «Хотя воздействие интернета на рыночные сделки и на добавленную стоимость очень широкое, – писали они, – его воздействие на нерыночные взаимодействия… еще глубже»[47]
.Экономисты были склонны игнорировать нерыночные взаимодействия: они, по определению, не носят экономического характера, а потому столь же незначительны, как улыбка, которой обмениваются два человека, стоящие в очереди в Starbucks. Что касается сетевого эффекта, то они пришли к выводу, что его выгода выразится в более низких ценах и распределится между производителями и потребителями. Однако менее чем за 30 лет сетевые технологии открыли возможности для сотрудничества и производства за пределами рынка во многих областях экономической жизни.
15 сентября 2008 года мобильники Nokia и Motorolа, на которые снимали главный офис Lehman Brothers, и бесплатная точка доступа в интернет в расположенном напротив кафе Starbucks имели ничуть не меньше значения, чем банк, который только что разорился. Они передавали окончательный рыночный сигнал из будущего в настоящее:
Это, как я покажу, является ключевой причиной краха неолиберализма, его фибрилляции и перехода в зомбированное состояние. Все созданные деньги, вся скорость и движущая сила финансов, накопленные за последние двадцать пять лет, должны быть направлены на то, чтобы предотвратить присвоение капитализмом – системой, основанной на рынках, частной собственности и обмене, – «полезности», создаваемой новыми технологиями. Иными словами, становится все очевиднее, что информационные продукты находятся в глубоком конфликте с рыночными механизмами.
Представим себе пути выхода для капитализма. В течение следующего десятилетия центральные банки организованно свернут программы количественного смягчения. Они откажутся от печатания денег для списания долгов собственных правительств, а находившийся в подавленном состоянии частный рынок правительственных облигаций оживет. К тому же правительства согласятся раз и навсегда уничтожить финансовую манию: они пообещают поднять процентные ставки, чтобы предотвратить все будущие пузыри, и навсегда откажутся молчаливо гарантировать спасение банков. Все остальные рынки – кредитов, акций, деривативов – подвергнутся коррекции и станут отражать возросший риск финансового капитализма. Капитал будет перераспределен от спекулятивных финансовых сделок в пользу инвестиций в производство.
Наконец, миру придется вернуться к обменным ставкам, зафиксированным по отношению к новой мировой валюте, которая будет регулироваться МВФ. При этом китайский юань станет полностью конвертируемой резервной валютой наряду с долларом. Это также поможет устранить системную угрозу, которая исходит от фиатных денег и заключается в нехватке доверия, проистекающего от вероятности краха глобализации. Однако ценой за это станет окончательное прекращение глобальных дисбалансов: валюты стран, имеющих положительное сальдо, укрепятся, а Китаю, Индии и остальным странам придется отказаться от преимуществ, обеспечиваемых дешевой рабочей силой.
В то же время финансиализацию нужно будет обратить вспять. Политическая власть должна перейти от банков и поддерживающих их политиков к тем, кто выступает за возвращение промышленности и сферы услуг обратно на Запад, что позволит создать высокооплачиваемые рабочие места в развитом мире. В результате сложность финансового мира уменьшится, зарплаты вырастут, а доля финансового сектора в ВВП упадет, как и наше доверие к кредитам.
Наиболее дальновидные представители мировой элиты знают, что это единственный ответ, который можно дать: стабилизация фиатных денег, отказ от финансиализации и прекращение дисбалансов. Однако на этом пути есть огромные социальные и политические препятствия.