Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Почему кола и энергетики, поддерживающие тело в возбуждённом состоянии, готовое к желанию и труду (я пью энергетос со вкусом киви прямо сейчас, когда пишу этот текст), продаются в каждом продуктовом, а успокоительные и транквилизаторы — только в аптеках и часто по рецепту? Почему для мужчин — виагра (которая, к слову, вообще не работает так, как это закрепилось в массовом сознании[48]

: силденафил помогает, только если у мужчины уже есть эректильная дисфункция и проблемы с проходимостью крови; он никак не может укрепить и продлить эрекцию «здорового» человека), а для женщин — контрацепция? Виагра — один из самых подделываемых в мире препаратов, что это говорит нам о фармакопорнокапитализме? Вся маркетинговая стратегия виагры (ставшей одним из самых хитовых лекарств для фармакологической компании Pfizer) была выстроена на том, что это всего лишь механический лифт для члена, небольшая помощь кровотоку, никак не влияющая на, собственно, сексуальное желание; Кэтрин Энджел в книге Tomorrow Sex Will Be Good Again

[49]

пишет, что компания наверняка чувствовала, что отсутствие желания в мужчине — это оксюморон, мужчина без желания — не маскулинен; всё, что составляет мужчину, — это желание, либидо, аппетит, возбуждение. В «женщине» можно пробуждать и поддерживать желание (хотя в целом «женщине» в патриархате не свойственно желать), но в «мужчине» оно всегда присутствует. Именно об этом пишет Пресьядо — сексуальное желание как центр субъектности, производимой неолиберализмом в его фармакопорнографическом изводе.

«Контролировать сексуальность тех тел, которые кодифицируются как женщины, и провоцировать эякуляции тех тел, которые кодифицируются как мужчины» — такова фармакопорно-программа второй половины прошлого века. Освобождение женской сексуальности и желания — в активной фазе в 60-е и продолжающееся до сих пор — тоже довольно успешно поглощается паттернами этого режима. Нэнси Фрейзер, Тити Бхаттачарья, и Чинция Арруцца в книге Feminism for the 99 %[50] пишут, что то, «что выдаётся за сексуальное освобождение, — часто переработка капиталистических ценностей. Новая гетеросексуальная культура, основанная на хукапах и онлайн-дейтинге, призывает женщин „владеть“ своей сексуальностью, но продолжает оценивать их по внешности, фильтрованной через мужской взгляд. <…> Таким же образом, новые формы „гей-нормы“ предполагают капиталистическую норму. Возникающие средние классы ЛГБТК-персон во многих странах определяются их моделями потребления и запросом на респектабельность». Пресьядо подытоживает: «фармакопорнографический биокапитализм не производит вещи. Он производит подвижные идеи, живые органы, символы, желания, химические реакции и аффекты. В поле биотехнологий и порнокоммуникаций не надо делать вещи; суть в том, чтобы изобрести субъекта и производить его в глобальном масштабе». Когда мы заходим в грайндр, думая, что попадаем в пространство свободного выбора, открытого случайностям, мы в действительности оказываемся на фабрике неолиберального техно-био-субъекта: однотипные торсы без лиц, уже измеренные и с готовностью предлагающие данные о себе: 175/70/19, white, muscular, single.