Постмодерн. Игры разума

68. «Прекрасно! Выходит, число определяется для тебя как логическая сумма таких отдельных, родственных друг другу понятий: кардинальное число, рациональное число, действительное число и т. д.; и таким же образом понятие игры понимается как логическая сумма соответствующих более частных понятий». Это необязательно. Ведь я могу придать понятию числа строгие границы, то есть использовать слово «число» для обозначения строго ограниченного понятия. Однако я могу пользоваться им и таким образом, что объем понятия не будет заключен в какие-то границы. Именно так мы и употребляем слово «игра». Ибо как ограничить понятие игры? Что еще остается игрой, а что перестает ею быть? Можно ли здесь указать четкие границы? Нет. Ты можешь провести какую-то границу, поскольку она еще не проведена. (Но это никогда не мешало тебе пользоваться словом «игра».)

«Но тогда использование данного слова не регулируется; «игра», в которую мы с ним играем, не имеет правил». Да, употребление этого слова не всецело определяется правилами, но ведь нет, например, и правил, на какую высоту и с какой силой можно бросить теннисный мяч, а теннис это все-таки игра, и игра по правилам.

69. Как же тогда объяснить кому-нибудь, что такое игра? Я полагаю, что следует описать ему игры, добавив к этому: «Вот это и подобное ему называют «играми». А знаем ли мы сами больше этого? Разве мы только другим людям не можем точно сказать, что такое игра? Но это не неведение. Мы не знаем границ понятия игры, потому что они не установлены. Как уже говорилось, мы могли бы для каких-то специальных целей провести некую границу. Значило бы это, что только теперь можно пользоваться данным понятием? Совсем нет! Разве что для данной особой цели. В такой же степени, в какой дефиниция «1 шаг = 75 см», вводила бы в употребление меру длины «1 шаг». Если же ты попытаешься мне возразить: «Но ведь раньше это не было точной мерой длины», я отвечу: ну и что, значит, она была неточной. Хотя ты еще задолжал мне определение точности.

70. «Но если понятие «игры» столь расплывчато, то ведь ты, собственно, и не знаешь, что понимаешь под «игрой»». Допустим, я даю следующее описание: «Земля была сплошь покрыта растениями». Хочешь ли ты сказать, что я не знаю, о чем говорю, до тех пор пока не сумею дать определения растению?

Что я имею в виду, могли бы пояснить, например, рисунок и слова: «Так приблизительно выглядела Земля». Я, может быть, даже говорю: «Она выглядела точно так». Что же, выходит, там были именно эта трава и эти листья, притом точно в таком положении? Нет, не значит. В этом смысле я не признал бы точной ни одну картину.

71. Можно сказать, что понятие «игры» понятие с расплывчатыми границами. «Но является ли расплывчатое понятие понятием вообще?» Является ли нечеткая фотография вообще изображением человека? Всегда ли целесообразно заменять нечеткое изображение четким? Разве неотчетливое не является часто как раз тем, что нам нужно?

Фреге сравнивает понятие с некоторой очерченной областью и говорит, что при неясных очертаниях ее вообще нельзя назвать областью. Это означает, пожалуй, что от нее мало толку. Но разве бессмысленно сказать: «Стань приблизительно там!»? Представь, что я говорю это кому-то, стоящему вместе со мной на городской площади. При этом я не очерчиваю какие-то границы, а всего лишь делаю указательное движение рукой, показывая ему на определенное место. Вот так же можно объяснить кому-нибудь и что такое игра. Ему предлагают примеры и стараются, чтобы они были поняты в определенном смысле. Однако под сказанным я вовсе не имею в виду: в этих примерах ему следует увидеть то общее, что я по каким-то причинам не смог выразить словами. Подразумевалось другое: он должен теперь применять эти примеры соответствующим образом. Приведение примеров здесь не косвенное средство пояснения, к которому мы прибегаем за неимением лучшего. Ведь любое общее определение тоже может быть неверно понято. Именно так мы играем в эту игру. (Я имею в виду языковую игру со словом «игра».)

72. Видение общего. Представь, что я показываю кому-нибудь разноцветные картинки и говорю: «Цвет, который ты видишь на всех этих картинках, называется «охра»». Это определение, и другой человек поймет его, отыскав и увидев то общее, что есть в этих картинках. Тогда он может взглянуть на это общее, указать на него.

Сравни этот пример с таким: Я показываю ему фигуры разной формы, но окрашенные одним цветом и говорю: то общее, что в них имеется, называется «охра»».

А сравни с этим другой случай: я показываю ему образцы разных оттенков синего и говорю: «Цвет, общий им всем, я называю «синим»».