Продолжателями дела Дильтея стали Хайдеггер и Ганс-Георг Гадамер (1900–2002), а во многом и отечественные мыслители Г. Г. Шпет и М. М. Бахтин. Все названные мыслители исходили из того, что данность не является окончательным состоянием мира, что нельзя рассматривать мир исключительно как определенный набор фактов, как нечто, что дано нам в опыте или в структуре научного познания. Научное познание структурирует мир, создает свои устройства познания, но при этом не способно его осмыслять. Оно может расположить вещи в определенном порядке, прояснить вещи, но не может размышлять об этих вещах. Гуманитарные науки никаких устройств, в отличие от естественных наук, не создают. Сколь бы ты ни был хорошим филологом, ты не станешь хорошим писателем; сколь бы ты ни был хорошим искусствоведом, ты от этого не станешь лучше петь или писать картины. Но зато гуманитарные науки учат перечитыванию, а значит, вниманию к законам внутренней жизни.
Герменевтика как искусство истолкования – искусство работы с умом, а не просто с разумом. Искусство умом видеть вещи яснее, чем до этого. Герменевтика Гадамера настаивает на том, что наше понимание – это способность, которую мы всегда специально сами вырабатываем к себе, преодолевая готовые методы. В своем главном труде, «Истина и метод» (1960), Гадамер доказывает, что истина не может пониматься как достижение какого-нибудь научного метода, нельзя выработать один правильный метод, при помощи которого мы добудем все истины о мире.
Если мы будем применять один и тот же метод ко всем вещам, то добьемся лишь противоречивых выводов. Мы не сможем примирить целое и части, что мир – это одновременно одно и много. Как только мы пытаемся выстроить картину мира, основываясь на каком-то едином методе, мы рано или поздно терпим поражение. Все попытки ввести единый метод были навязаны извне политически и культурно и держались на отождествлении научных и культурных норм. Методам, претендующим на универсализм, Гадамер противопоставил герменевтику как внимание к частностям, к отдельным случаям и к режимам восприятия. Один и тот же объект может восприниматься по-разному, в разных режимах.
Здесь нужно пояснить значение слова «метод». Слово «метод» происходит из риторики; в риторике методом называли упорядочение материала: редактирование текста до того состояния, когда он станет понятным, когда нужно все пронумеровать, все построить в должном порядке, все прояснить. Во время научной революции XVII века те понятия, которые раньше относились к работе с текстами, стали относиться к работе с реальностью. Методом был назван способ познания реальности, при котором в реальности не остается ничего непознанного. Образованные люди из того, что они познают текст и что текст можно сделать таким, что в нем все будет понятно, сделали вывод, что и реальность можно познавать так, что в ней будет все понятно. И реальность в этом смысле оказалась устроена по образцу текста.
Поэтому герменевтика просто показывает, что метод не является первой и последней вещью в науке и что интуиция нужна и в естественных науках. Наука в некотором смысле построена по тем же образцам, по каким построены тексты. Познание окружающего мира строится по тем же законам, по каким в классическое время строилась организация художественных текстов. Это очень важный тезис герменевтического подхода, о том что, по сути, дела художественное познание является моделью для научного познания, что чтение книг является моделирующим для познания окружающего мира.
Очень часто герменевтика принимает во внимание, казалось бы, незначительные вещи. Например, настроение – важная категория для Хайдеггера и для Гадамера: мир мы видим благодаря настроению, и настроение понимается как определенный настрой, как способность видеть и воспринимать смыслы в мире. При этом настроение не отождествляется с эмоциями, эмоции нуждаются в истолковании, одни и те же эмоции могут нести разные смыслы, а настроение в истолковании не нуждается, оно само есть переживание интенсивности мира, после которого можно приступить к миру и начать его понимать.
С точки зрения герменевтики поэзия рассматривается как совершенно определенная организация речи, в которой, по выводам Гадамера и Изера, действительность описывается не только как возможная, но и как необходимая. В других видах искусства действительность описывается как нечто возможное: может быть такой пейзаж, а может быть другой. Тогда как в поэзии слова должны стоять именно в том месте, где они стоят; и эта принудительная организация нам внушает мысль об определенных закономерностях в устройстве мира. Существует поэтическая организация, в которой каждое слово стоит на своем месте (Ю. М. Тынянов в книге «Проблема стихотворного языка», 1924, называл это «теснотой стихотворного ряда», благодаря которой «Я помню чудное мгновенье» не значит то же, что «Я помню, что было чудное мгновенье») и существует определенный вид познания мира, в котором вдруг каждая вещь окажется на своем месте.