Постмодерн в раю. О творчестве Ольги Седаковой

И, только получив право на благодарность, человек обретает вновь свое благородство, восстанавливает утраченное достоинство. И вот только теперь закончен СУД.

20

«Смерть, Суд, Загробье как вечная жизнь — три эти „последние вещи“ были нервом классического христианского искусства. Его пафосом было высокое отрешение от преходящего. Его символы преодолевали случайное и временное. Но в Пастернаке новое христианское искусство заговорило о другом: о творении, об исцелении (в этом образе предстает спасение: „Доктор Живаго“), о жизни. И кто сказал бы, что эта триада „последних вещей“ менее прямо относится к христианским корням»[90].

Диалог о сути христианского искусства Ольга Седакова ведет с Борисом Пастернаком, видя в нем предшественника в такого рода усилиях — усилиях по обретению человеком нового благородства «у края изгнанья / за краем конца», как напишет она Иосифу Бродскому — еще одному участнику ее разговора о русском ХХ веке.

Интерлюдия

Два сна о Мандельштаме

(конец 70-х)