Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма

То, что «новые социальные движения» являются постмодернистскими, поскольку они суть эффекты и следствия «позднего капитализма» — это едва ли не тавтология, которая не несет никакой оценочной функции. То, что порой называют ностальгией по классовой политике прежнего типа, в целом является, скорее, просто «ностальгией» по политике как таковой: учитывая то, что периоды интенсивной политизации и последующие периоды деполитизации и отступления списываются с модели больших экономических циклов бума и спада деловой активности, называть такое чувство «ностальгией» верно примерно в том же смысле, в каком предобеденный голод можно назвать «ностальгией по еде».

V. Страх утопии

Отклониться от программных формулировок некоторых идеологов постмодернистской политики позволительно, вероятно, в содержании, а не форме утверждений. Образцовое описание того, как работает политика союзов, данное Лаклау и Муфф — по их словам, она действует, создавая ось «эквивалентности», по которой выстраиваются разные партии — не имеет, как они сами указывают, никакого отношения к содержанию проблем, вокруг которых конструируется эквивалентность. (Например, в качестве теоретической возможности они допускают, что в той или иной уникальной ситуации то, «что происходит на всех уровнях общества... [могло бы] полностью определяться происходящим на уровне экономики»[280]). Очевидно, очень часто эквивалентность сооружается на основе таких неклассовых вопросов, как аборты или ядерная энергия. Те, кто «ностальгирует по классовой политике», в подобных обстоятельствах утверждают не то, что эти союзы являются «ложными», что бы это ни значило, а то, что они в целом менее устойчивы и долговременны, чем союзы, организованные с привязкой к классу; или, еще лучше, что они становятся более устойчивыми силами и движениями, развиваясь в направлении классового сознания. Поскольку незадачливые постмодернистские лидеры порой обвиняли меня в том, что я «отвергаю» неклассовые движения, и рекомендовали мне коалицию «Радуга»[281], здесь следует заметить, что образцом в этом отношении выступает пример Джексона, поскольку он редко выступает с речью, где опыт рабочего класса не «конструировался» бы в качестве опосредующего звена, которым должна активно скрепляться эквивалентность коалиции. Но именно это и имелось в виду риторикой классовой политики и языка тотализации, операции, которую Джесси Джексон в политической сфере, можно сказать, изобрел для нашего времени заново.

Что касается самой «тотализации» — которая, очевидно, с точки зрения постмодернистов, является одним из самых грязных пороков прошлого, заслуживающих искоренения из популистского здорового образа жизни новой эпохи — индивиды, в отличие от Шалтай-Болтая, не могут вложить в нее значение, которое им хочется, однако группы могут, и в столкновении с сегодняшней доксой («„тотализировать“ — значит не просто объединять, но скорее объединять с прицелом на власть и контроль; и в таком качестве этот термин указывает на властные отношения, скрытые за гуманистическими и позитивистскими системами объединения разрозненных материалов, будь они эстетическими или же научными»[282]) вполне можно пристально проследить реальную историю этого слова — подобно тому как спасают истории меньшинств или низших классов, которые были преданы забвению — а потом посмотреть, что из этого выйдет.

Этот термин — придуманный Сартром в рамках проекта «Критики диалектического разума» — сначала следует строго отделить от другого стигматизированного слова, а именно «тотальности», к которой я вернусь позже. Действительно, если слово «тотальность» может порой обозначать доступность некоего привилегированного взгляда на целое, обозреваемое с высоты птичьего полета, то есть взгляда на Истину, то проект тотализации предполагает прямо противоположное и отправляется как раз от неспособности отдельного человека и людей как биологических субъектов помыслить такую позицию, не говоря уже о том, чтобы занять или достичь ее. «Время от времени, — говорит Сартр где-то — вы выполняете частичное суммирование». Суммирование, выполняемое с определенной точки зрения или при определенном подходе, каким бы частичным оно ни должно было оставаться, помечает проект тотализации в качестве ответа на номинализм (что я буду обсуждать далее, специально ссылаясь на Сартра). В тотализациях модернизма и «войнах с тотальностью» постмодерна следует сначала выделить саму эту конкретную социально-историческую ситуацию, прежде чем мы сможем перейти к возможным ответам на нее.