Постой, любимая

Я постараюсь стать для вас хорошим мужем, однако у меня нет семьи, не считая тех людей, с кем меня сплотили годы лишений, и имени, за исключением того, которое я сам себе придумал. Можете ли вы принять человека без роду без племени, который предлагает вам все, чем владеет? Согласны ли вы выйти за меня замуж? Я приеду в Сент-Эджит после того, как отправлю это письмо, чтобы дать вам время принять решение. Надеюсь, вы ответите согласием. Прошу вас, скажите «да». Если вы это сделаете, будьте готовы уехать со мной, поскольку ваш приемный отец поклялся пристрелить меня, если я покажусь в ваших краях. Но вам не следует беспокоиться. Я в состоянии защитить себя, не причинив ему вреда. У меня есть друзья, порядочные люди, у которых вы можете пожить до нашей свадьбы.

Пожалуйста, скажите «да», когда мы снова увидимся. Ваш покорный слуга, Эймиас Сент-Айвз».

Когда он закончил, в лампе едва теплился огонек, а к тому времени, когда Эймиас перечитал письмо, чернила высохли. Он натянул на плечи сюртук, взял письмо и направился к двери. Всего лишь месяц назад он впервые увидел Эмбер, а теперь не мог дождаться, когда снова встретится с ней.

С первыми лучами утреннего солнца Эймиас вышел из дома и зашагал к конюшне. Оседлав лошадь, он забрался в седло и выехал со двора. В этот ранний час на улице было пустынно. Знать еще почивала, и даже саше яростные приверженцы верховых прогулок, еще не выбрались наружу, чтобы совершить утренний моцион. Он не встретил никого, кроме молочниц и редких прохожих. Большинство слуг и уличных торговцев еще только поднимались со своих постелей. Но Эймиас знал, что в это время на почтовую станцию прибывает первая карета с запада. Если он поторопится, то сможет передать письмо кучеру, прежде чем тот отправится в обратный путь.

Подъехав к оживленной станции, расположенной в западной части города, он увидел запыленную карету, из которой выгружались пассажиры, сундуки и сумки. На другие кареты шла посадка. Даже в этот ранний час двор гостиницы был запружен как самими путешественниками, так и теми, кто пришел проводить их и встретить.

Задав несколько вопросов, Эймиас узнал имя кучера кареты, отправлявшейся в Корнуолл. Разыскав парня, он вручил ему письмо и приличную сумму, чтобы тот доставил его по назначению.

Только теперь, когда его послание благополучно исчезло в кожаной сумке кучера, Эймиас смог расслабиться. Напряжение оставило его. Он поднял лицо к восходящему солнцу. Итак, дело сделано.

Он повернулся, собираясь уйти, когда его глаз приметил знакомое сочетание темного золота и янтаря. Застыв на месте, Эймиас уставился на женщину с таким же цветом волос, как у Эмбер. Она села в наемный экипаж, и дверца кареты закрылась за ней. На какое-то мгновение ему показалось, что это Эмбер, и он чуть было не кинулся следом, чтобы убедиться, что это действительно она. Но вовремя опомнился. Неужели он теперь в каждой женщине будет видеть Эмбер?

Эймиас вздохнул, чувствуя, как стихает бешеный стук сердца.

Теперь, когда он написал ей письмо, нужно набраться терпения. Он подождет. Правда, это легче сказать, чем сделать. Если повезет, они снова увидятся. А для этого ему нужны удача, терпение и, возможно, молитва.

Он представил себе лицо Даффида, когда тот узнает, что он собирается посетить церковь, и его охватил приступ веселья. Толпа раздалась, глазея на высокого белокурого мужчину. Он был элегантно одет и выглядел вполне респектабельно, не считая утренней щетины на лице. Единственная странность заключалась в том, что он громко хохотал, будучи совершенно один.

«Только недолго, — подумал Эймиас, посерьезнев. — Господи, пусть это будет недолго».

Глава 17

Эмбер сидела в наемном экипаже, крепко сжимая в руках сумочку. Она вцепилась в нее мертвой хваткой, как только покинула Корнуолл, и не выпускала всю дорогу, опасаясь разбойников. Когда этим утром карета наконец-то остановилась на лондонской почтовой станции, она сжала ее еще крепче, опасаясь воришек. Стоя во дворе гостиницы в ожидании экипажа, она стискивала ее каждый раз, когда мимо проходила женщина старше ее возрастом. Она слышала немало историй о сводницах, заманивающих в лондонские притоны простодушных Провинциалок. Ее руки ныли от напряжения. Но не так сильно, как ее сердце.

Итак, она это сделала. Впервые в жизни уехала из дома. Впрочем, печально подумала Эмбер, скорее, во второй. Но она не помнила ничего, кроме дома Тремеллинов, и ей было мучительно больно покидать его.

— Ты уверена? — в который раз спросила ее Грейс вечером накануне отъезда.

— Да, — отозвалась Эмбер. — Не беспокойся. Ты не будешь чувствовать себя одинокой. У тебя есть Тобиас, а он очень хороший человек.

— Я понимаю, — вздохнула Грейс. — Но папа будет скучать по тебе.