Постой, паровоз!

– Твою мать я не трогаю! – злобно прошипел вор. – А тебя сейчас по стенке размажу. С кем ты, говоришь, разговаривала? Что этот бич у вас преподавал?

– Э-э, производственное обучение.

– А зовут его Зиновий, да?

– Нет… То есть да…

– Как он мог у вас преподавать, если он этим летом откинулся? Кого ты лечишь, дрянь? Говори, откуда его знаешь?

– А-а, мы комнату с Тонькой снимали, – испуганно сжалась в комок Инга. – И он в том же доме снимал… Случайно, мимо проходил… А что?

– А то, что он пятнадцать лет на крытом отмотал. Пятнадцать лет в тюрьме. А знаешь, за что?

– Как в тюрьме? Он же божий человек.

– Кто тебе такое сказал? Убийца он. Мента замочил. Помнишь, баба была, у которой твоя мать мужа отбила? Это Зинку она тогда отбила. И человеком его сделала. Первым каталой мог бы стать, если бы не Виконт. Не нравится мне все это. Сначала Виконт всплывает, затем этот. Что-то здесь не то… Виконт сейчас тоже в законе. На мое место метит. Ты понимаешь, что это значит? – не на шутку разволновался Черняк.

– Нет.

– Дура, потому и не шаришь. Ладно, извини. Платье у тебя развратное.

Ему не нужно было лезть под подол платья, достаточно было сунуть руку в боковой разрез, чтобы поймать в руку ее грудку. И он поймал. Инга прикрыла глаза в притворном блаженстве. Он и без того злой, чтобы злить его дальше…

До ее дома оставалось совсем чуть-чуть, когда Черняк велел водителю выйти из машины. Инга прекрасно знала, что сейчас произойдет. И ничуть не ошиблась в своих прогнозах…

2

Черняк, казалось, сошел с ума. Сначала раскачал на ней свой джип, затем чуть не сломал кровать у нее дома. Когда все закончилось, у Инги возникло чувство, будто она прошла и Крым, и Рим по буеракам-рекам-раком…

– Что с тобой? – еле живая, спросила она. – Как с цепи сорвался. Как будто в последний раз…

– Кто его знает, может, и в последний раз. Говорю же тебе, Виконт неспроста нарисовался. И этот, Зина который…

– Пошли они все к черту!

– Были они у черта. Но все вернулись. А твоя мать там навсегда осталась.

– Что-то ты все говоришь, да недоговариваешь.

Инга взяла с тумбочки пачку сигарет, закурила, жадно и глубоко затянулась.

– Ты знаешь, за что менты твою мамашу взяли?

– Ну, за убийство. В угаре там кого-то зарезала.

– Чешуя. Это убийство на нее повесили. А взяли ее, потому что Зина ее сдал.

– Зиновий?

– А ты думаешь, почему с него срок сняли? Мамашу твою посадили, а его отпустили. Улавливаешь момент? Короче, давно еще, мент один был, Виконту очень мешал. А Зинка с ним работал. Ну и за мамкой твоей бегал. Она его гнала, а он бегал. Пока не разозлился, бегал. Если еще короче, то Зинка мента застрелил. Виконт сказал, а он зажмурил. Чтобы на мамашу твою свалить. Ну, типа, она мента сделала. А не заладилось у них. Натаха отвертелась, а Зинка вышак схлопотал. Ну, вышку потом на пожизненное заменили. Так бы и сидел, если бы не Виконт. Это раньше он с ментами на ножах стоял, а сейчас он с ними вась-вась. Сказал, кому нужно, что это Натаха мента замочила. Ну, ее и повязали. А так бы жила сейчас.

– Значит, Зиновий знал мать, – вслух подумала Инга.

– Ну. А то.

– А говорил, что не знает. Я-то думаю, чего он так на меня смотрит. Божий человек. Хрен собачий, а не человек.

Что за жизнь, куда ни ткнись, всюду вранье. Сначала Зиновий мозги ей компостировал, затем на Герберта нарвалась. Хорошо, что Черняк их всех на чистую воду вывел. Правильно он говорил, никому в этой жизни верить нельзя.

– Ладно, твою мать подставили. Какая у нее жизнь была? Да дерьмо, а не жизнь. Бомжи, срань всякая. О чем это я? Жизнь у нее дерьмовая была, не вопрос. Но ведь она твоя мать, а я о ней так. Нехорошо.

– Нехорошо, – подтвердила Инга.

– Короче, теперь Виконт под меня роет. Сам сегодня нарисовался, и Зина этот… Ты знаешь, о чем Виконт меня сегодня просил? Купить тебя хочет. Тебя. У меня.

– Вот урод! – возмутилась Инга.

В конце концов, она же не вещь, чтобы ее можно было купить-продать.

– А ты что? – встревоженно спросила она.

С Черняком жизнь не сахар, но если забыть о неудобствах в постели, то все нормально. А она умеет забывать. И расставаться с ним не очень-то хочет. С ним она королева, а без него – пшик на палочке.

– Обещал подумать.

– Ты что, серьезно? – возмущенно встрепенулась Инга.

– С ним – нет, а вообще – да. Он, типа, Натаху всю жизнь любил. А как тебя увидел, так пропал. Чешуя это. Что-то задумал гад. И Зиновий этот… Что-то здесь не так. Что-то не так… На мое место метит… Может, он тебя науськать хочет? Нарисует меня гадом, натравит на меня. Был уже такой случай. Да, наверное, так оно и будет. Но мы его переиграем. И знаешь как?

Черняк смотрел на Ингу холодными, как у змеи, и пустыми, как у рыбы, глазами. В упор смотрел, пронзительно. Этот взгляд вызвал в ней панический страх.

– Отдам я тебя Виконту. Совру, что ты мне уже надоела. А ты его упокоишь.

– Что я сделаю? – спросила Инга в надежде, что ослышалась.

– Виконт на игле конкретно сидит. Клофелином его угостишь. А потом укольчик сделаешь. Он твою мать на иглу посадил. Она от передоза склеилась. И ты его этим же зажмуришь. Все по-честному. Передоз ему организуешь, поняла?