Темнеет. Дино и Армандо перешли к другому столбу, где горит фонарь. Паола засыпает меня вопросами, трещит, как пулемет. Ну, как на допросе в полиции. Я уже знаю, что она живет у Понте-ди-Меццо, обожает Пэта Буна и Тайоли,[18] а на следующую зиму ей обеспечено место в конторе «Манетти и Роберте» – у нее диплом стенографистки.
– Ты для своих лет кажешься крошкой.
– Оттого что кофточка велика.
Что делать с такой девчонкой? Притиснуть к платану, обнять, чтоб убедиться, какая она на самом деле взрослая? Не успел я и притронуться к ней, как она уже прикидывается оскорбленной:
– Не смей со мной так обращаться. Прощай!
Только она ушла, я о ней и думать позабыл. А на другой день вижу, как внимательно она разглядывает витрину колбасной у нашего училища.
– Привет! Ты что, только из школы?
– В этом году у нас вторая смена, классов не хватает. Но скоро конец, экзамены…
Сегодня на ней платье, кофточки больше нет. Маленькая, но совсем женщина. Волосы перехвачены лентой, губы намазаны, золотая цепочка точно обрисовывает грудь. Забавная, изящная, а смотреть на нее тошно. Глаза широко распахнуты, во взгляде сомнение: то ли меня изучает, то ли вообще начеку. В одной руке пестрая сумочка, другой придерживает за руку братишку, который лижет мороженое и косится на меня. Хочу отвести ее к берегу, там меня ждут Дино и Армандо, но она отказывается:
– Это не наш квартал, я вообще не ищу общества. – И она уводит меня к тому же платану у бойни, усаживает на ту же скамейку. – Учишься на землемера или на техника?
– Нет, я же тебе сказал: осенью поступлю на «Гали».
– А я думала, ты пошутил, что-то ты на рабочего не похож.
– Может, лучше о другом поговорим?
Нам нелегко найти общую тему. Разве что потолковать о машинах. Ей бы хотелось иметь «открытую, низкую или еще такую, что покачивается, как лодка на море». Значит, либо «спринт», либо «кадиллак», если я ее правильно понял. Что же до остального, то Модуньо ей не нравится, читает она только иллюстрированный «Болеро», спорт. – для мужчин, а в кино ее сводит с ума Тони Кэртис, ни одного английского слова не знает и учить не хочет – у «Манетти и Роберте» знать язык не требуется. Ну, а дальше что?
– Тебе какая актриса нравится? – Ждет, что я назову Лолло или Мэрилин.[19]
– Эва-Мари Сент, – говорю я.
Но она, конечно, не видела «В порту»,[20] она не ходит в кино, когда показывают полицейских и гангстеров.
– Одна стрельба и драки!
Мы молча глядим друг на друга. Она улыбается. Темнеет. Сидевший на другом краю старик с палкой ушел. Братишка играет в мяч посреди аллеи. А я, словно это тоже предусмотрено правилами игры, беру ее за руку. Она тотчас же закрывает глаза и принимается вздыхать. Думаю, ждет поцелуя. На мгновение прижимаюсь к ее губам, ощущаю холодок ее зубов, но она тут же вскакивает, хватает за руку ребенка и оставляет меня на скамье одного.
На следующий вечер мы, конечно, являемся втроем. Она одна.
– Я с братом только иногда гуляю, просто случайно. – Все так, словно мы встретились впервые. – Привет!
– Привет!
Усевшись в ряд, занимаем всю скамейку. Мило болтая, она предлагает заполнить анкету:
– Ты чем занимаешься?
– Знаешь, поступаю на «Гали».
– Ах, да. Твое призвание. Ну, а ты?
– Торгую, не в лавке, но у нас постоянное место у лоджии Порчеллино.
– Хоть над вами не капает, а все же не лавка. А ты?
– Я, как и он, помогаю отцу. У нас траттория в Кастелло.
– Как мило! – Через несколько минут она встает, словно ей наскучило быть на одном месте, и пересаживается ближе к Армандо. Все выглядит совсем невинно, но говорит больше любых слов. Армандо мне подмигивает. В душе я уже уступил ее. Раз она ему нравится, мы с ней можем «остаться друзьями». Для меня одного этого жеста довольно, чтоб относиться к ней хуже, чем к проститутке.
С Розарией меня познакомил Армандо, он же, кстати, свел меня и с Электрой.
– От Паолы толку мало, – сказал он мне как-то вечером. – Так, одни поцелуи… Она девушка честная. – Он этим не был доволен, но в то же время как бы гордился. – Вот что, ребята, мы с вами давно уж шатаемся без толку, – сказал он.