Постороннее лицо [Сборник]

– Ладно, а я возьму один. Понимаю, что мучное мне не рекомендовано, но никак не могу удержаться. – Она продолжала болтать, при этом положила на тарелку салат, котлету, пару ложек макарон и два пирожка. – Теперь пойдемте со мной. Попробуем спрятаться в подсобке около костюмерной. Тут поговорить не дадут, будут отвлекать, или я сама стану вспоминать о сиюминутных делах. Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы все слышали нашу беседу и поняли ее суть. Понимаете, Лев Иванович, мы здесь все, конечно, одна большая семья, но она порой бывает не совсем благополучной. Мне было бы неприятно, если бы все моменты из моей частной жизни всплыли и обсуждались здешними болтунами и болтушками на каждом углу.

– Хорошо, конечно. Я все понимаю, – сказал полковник.

Они пошли по коридору, периодически сворачивали то в одну, то в другую сторону. В конце концов Гуров перестал следить за тем, куда его вела Екатерина, не старался больше запомнить дорогу, а сосредоточился лишь на том, чтобы не отстать.

Женщина шла очень быстро, почти бежала, при этом не переставала оживленно болтать:

– Если бы вы знали, как я ненавижу ракушки!

– Почему? – искренне удивился Лев Иванович. – Для меня разница невелика. Бантики красивые, жена их иногда в салат кладет. Спагетти немного обязывают, просят к себе соус, сыр, вино и свечи, а тонкая вермишель быстро варится. Когда мало времени, это очень удобно. Но все остальное – просто макароны. На вкус они абсолютно одинаковые.

– Наверное, это результат моего личного восприятия, некое искажение, – с усмешкой произнесла Екатерина. – Я ведь росла во времена так называемого застоя и всеобщего финансового благополучия. Да и обеспечение в Москве всегда было на высшем уровне. Так что мы просто бед не знали. Только очереди за дефицитом иногда действовали на нервы. Потом грянула перестройка, развал Союза. Я как раз была подростком, наверное, поэтому и помню все остро, даже с каким-то ужасом. Продукты стали появляться в магазинах с перебоями. Люди стали активно запасаться ими. Папа решил не отставать от них и купил по случаю мешок ракушек. Мама поохала, немного повозмущалась, но втиснула это добро между шкафом и тумбочкой в спальне и на некоторое время про него забыла. А тут родителям не выдали зарплату, причем обоим сразу. Деньги у нас быстро закончились, и стали мы есть ракушки. Сначала мама готовила к ним подливу с мясом и луком, потом – с луком и томатом, вслед за этим – просто с луком. Наконец кончилось вообще все. Мы ели ракушки с маргарином или с сахаром. Папа с Галочкой даже с вареньем их пробовали, а мы с мамой от этого кулинарного изыска отказались. Знаете, что тут было самое смешное? Мама каждое утро поднималась с кровати, распрямляла спину, высоко поднимала голову и хорошо поставленным голосом спрашивала: «Что вам сегодня приготовить?»

– Что же вы отвечали? – спросил Лев Иванович и усмехнулся.

– Папа радостно кричал: «Приготовь нам ракушки!» и хлопал в ладоши. Мы с сестрой подхватывали этот вопль. Только вот Галочка искренне радовалась и веселилась, а я понимала, что за наносной бравадой родители прячут ужас и неуверенность в завтрашнем дне, которой в простом советском человеке раньше никогда не было. Впрочем, быт через некоторое время наладился. Сейчас я вообще прекрасно понимаю, что то давнее испытание ракушками было сущей ерундой по сравнению с другими жизненными проблемами и бедами, которые нас постигли. Отца нет уже много лет, я давно овдовела, а теперь и Галочка погибла. Наконец-то мы пришли!

Они внедрились в небольшую каморку без окон, в которую каким-то чудом были втиснуты узкий деревянный столик и два старых стула.

– Присаживайтесь, Лев Иванович.

– Благодарю. Если хотите, то я могу сейчас коротко рассказать вам о результатах расследования.

– Да, это было бы очень хорошо. Я тем временем быстренько пожую. Не переживайте, Лев Иванович, мой аппетит ничто на свете не испортит.

Гуров помнил, что время перерыва жестко ограничено, понимал, что они и так уже потратили минут пятнадцать, поэтому сжато изложил результаты расследования. Впрочем, их было не так уж и много.

Главный акцент сыщик сделал на трех вещах. Он сказал Екатерине, что скоро дело о гибели Галины будет выделено в отдельное производство. Лев Иванович продолжит его вести, но уже официально. Максим Родионов пока вне подозрений в убийстве, но ему грозит наказание за подлог и дачу взятки. Сыщик передал в суд прошение об аресте спорного имущества.

Кроме этого полковник рассказал женщине о горькой судьбе мальчика Саши, которого очень впечатлил голос Галины. Он не смог отказаться от удовольствия слышать его хоть иногда и придумал для себя дружбу с ней, чтобы компенсировать острый дефицит общения с людьми.

– Значит, это был никакой не маньяк и не преследователь, – сказала Екатерина, перестала жевать и горько вздохнула.

– Его мать Наталья просила передать вам свои извинения. Она одна растит парня, еле справляется, работает на двух работах. Поэтому Саша часто предоставлен сам себе. Женщина просто физически не уследила за ним.