Посторонние

Может быть, я и переборщил в тот раз. А ведь и в самом деле мог навернуться. И что тогда? Стоила ли эта брызгалка поломанных ног? Но в тот момент, вцепившись в качели мертвой хваткой, я не отдавал себе отчета в том, насколько рискую. Как будто вся злость, накопленная за это время, вдруг вырвалась наружу! Возможно, я пришёл в себя в последний момент. Еще всего пару движений, и…

В любом случае, ребята зауважали меня после такой расправы. А я… Я успокоился. Словно выдохнул! Прошла ненависть, отпустила злоба на родителей, и теперь даже дядя Олег казался мне не таким противным.

Я был уверен, что девчонка расскажет мамочке, и отец устроит мне взбучку. В следующее за инцидентом воскресенье, я шел на обед, как на эшафот. Однако, ни намёка на случившееся! «Неужели, промолчала?», – удивлялся я, отыскивая в поведении взрослых малейшие перемены.

В отцовском доме я больше не встречал её. А во дворе, увидев издалека, делал вид, что не замечаю. Она не видела, а может тоже делала вид…

Постепенно всё забылось. Жизнь потекла в привычном русле. Если мыслить здраво, то у меня теперь было два дома. В одном из них жила мать, а в другом – отец. У этих замарашек не было своего дома! Они только гостили, в моём! И каждую ночь перед сном я загадывал, чтобы отцовское гостеприимство, наконец-то, иссякло.

Глава 14. Нина

Зима закружилась, украшая первым снегом полысевшие за осень газоны. Я ходила в школу все тем же путем, через мост. Конструкция была крепкой, и раньше я, не боясь, слегка раскачивала ее в такт своим шагам. А потом, где-то на середине пути, останавливалась и смотрела вниз, прикидывая расстояние. Там, на высоте метров 12, взор упирался в водную гладь ручья. По бокам возвышались вековые деревья, с потрескавшейся корой и неимоверно высокой кроной.

Теперь я старалась миновать мостик как можно быстрее! Я уже не смотрела вниз, а только вперед. И вся красота окружающего леса исчезла! Мне было страшно… Стоило ступить на шаткую конструкцию, услышать характерный скрип, как мозг тут же возвращал меня в тот злополучный день, на те самые качели… Другой дороги не было, а просить маму возить меня по шоссе, было странным. Поэтому прогулка в школу стала пыткой!

Машка, отгуляв выпускной, поступила на юрфак. Конечно, не обошлось без помощи дядь Вади. Теперь она приезжала только на каникулы, вволю насладившись столичной суетой, и успев соскучиться по спокойной загородной жизни. Мне было одиноко без сестринских подколов, и Динка все чаще оставалась с ночевками.

– Ну, завела бы себе подружку среди местных? Вон, сколько ребят и девчонок вокруг, – осторожно предлагала мама.

Я отшучивалась, понимая, что в их тусовке таким, как я места нет. Эта золотая детвора, одетая по последней моде, не знавшая с пеленок отказа ни в чем, напоминала мне только одного человека. Видеть которого хотелось меньше всего на свете!

Глава 15. Артём

Беда приходит внезапно. Она не стучится в вашу дверь, прося разрешения войти. Ее задача нагрянуть в тот момент, когда вы, расслабленный и довольный жизнью, умиротворенно спите в своей постели. И вот, в этот самый миг…

Посреди ночи меня разбудил звук голосов. Я сел на кровати, пытаясь отличить сон от яви. Голоса стали более отчетливыми, и, наряду с мужским бормотанием, послышался мучительный женский стон. Внутри похолодело, и перед глазами возникла жуткая картина, где мать лежит на полу, скорчившись от боли, а отчим заносит ногу для очередного удара…

Я пулей выскочил из спальни, и метнулся в противоположный конец коридора. Дверь была открыта. И то, что я увидел, повергло меня в ужас!

На кровати, свернувшись калачиком, лежала мама. Глаза ее были закрыты, губы беззвучно шевелились. Когда она сжимала их и принималась стонать, подтягивая колени к груди, лицо ее обретало такое мучительное выражение. Судя по всему, ей было очень больно! Дядя Олег сидел на корточках у изголовья. Он непрестанно гладил мамины руки, плечи, щеки, обтирал их сложенным вдвое полотенцем.

– Что… что случилось? – я, наконец, стряхнул оцепенение и бросился к ним.

– Матери очень плохо, – сказал отчим.

Она даже не отреагировала на мое появление, а продолжала лежать, бессвязно что-то бормоча. Вблизи, в свете лампы, ее лицо казалось мертвенно бледным.

– Скорую? – выдавил я.

– Уже едут, – коротко бросил он.

И только тут я увидел на другой стороне кровати огромное, неровное пятно, с алыми краями и почти черной сердцевиной. «Кровь!», – я тряхнул головой, но пятно не исчезло. Я перевел взгляд на маму, затем на отчима.

– Мы ждали пополнения, – упавшим голосом сообщил дядя Олег, – не хотели тебе раньше времени говорить.

Я скривился, как от боли! Рот заполнил неприятный железный привкус. И я тяжело осел на пол рядом с ним.

– Что-то пошло не так, – отчим уронил голову на кровать. Мама глухо замычала.

– Они… ведь они помогут? Врачи…, – промямлил я, чувствуя подступающие слезы.

Он не ответил.