Постовой

— На почту почтальоном. На полставки. У меня на участок часа три выходит. Я, наверное, когда учеба начнется, все равно буду работать, я уже с начальницей разговаривала, она не против. Буду после учебы выходить. Правда, здорово?

— Ну конечно здорово. И сколько платить обещают?

Радости у девушки заметно приуменьшилось:

— Немного, шестьдесят пять рублей.

— Ну, с учетом того, что у тебя до этого было ноль рублей, так это хорошая прибавка. Правда?

— Ну да, правда.

— Давай, садись, я сейчас шампанское открою. Давай, за твою первую зарплату.

Утолив первый голод и налив по второму бокалу, я спросил:

— Много потратила?

— Много, почти все. Сдача там, в комнате на подоконнике лежит.

— Насть, давай ты больше не будешь на еду эти деньги тратить, если только себя захочешь что-то вкусненькое купить. Договорились? Пусть они у тебя остаются, хорошо?

— Паш, ну ты же говорил….

— Я помню, что говорил. Что не хочу тебя кормить только кашей и картошкой. И сейчас тоже самое скажу. Ты если что-то захочешь, то себе купишь, а на обычную еду я буду продолжать давать.

Меня обхватили за шею, горячо поцеловали, а потом прошептали в ухо:

— Спасибо, спасибо. Знаешь, что я себе с зарплаты хочу купить?

— Нет, не говори! Купишь — потом покажешь, пусть будет сюрприз. Угу?

— Угу!

Интерлюдия.

Двое мужчин сидели на переплетенных под собой ногах, друг напротив друга, и руками ели плов по-фергански. Один, во всем сером и красных носках, беспокойно ерзал, что-то постоянно бормоча под нос. Второй, босой, так как

был тут хозяином, по-отечески улыбался своему гостю, но его глаза, прячущиеся под кустистыми бровями, иногда пугали собеседника своим безжалостным блеском.

— Итак, уважаемый Анзор-бей, что вы скажете….

Лейтенант Аслямов непроизвольно вздрогнул. Как-то упустил он ситуацию. Когда месяц назад к нему подошли несколько смуглых парней, он принял их очень радушно. Участок его в «Тихом центре» был небольшим и не очень прибыльным. Старый жилой фонд, мало людей. Ни рынков, ни магазинов. Очень плохой район для молодого, предприимчивого офицера. Так что парни из Средней Азии, попросившие разрешение на торговлю с нескольких точек фруктами стали добрыми вестниками финансового благополучия. Вроде бы такая торговля была запрещена, но власти, устав бороться с тотальным дефицитом всего, смотрели на это стихийное выражение нового мышленья сквозь пальцы, если ничего скандального не происходит, то и нехай. Договорившись с начальниками жилищно-эксплуатационных участков, чтоб не препятствовали подчиненным дворникам, за денежку малую, убирать мусор, оставшийся после ежедневной торговли, Анзор, посчитал свою миссию выполненной, и приготовился получать заслуженные дивиденды. И все у них было хорошо. Раз в несколько дней, по мере необходимости, лейтенанту совали в открытую папку с документами оговоренную сумму. Пару раз, выслушав, как милиционер, витиевато хвалит спелый груши или красивую дыню, ему по восточному обычаю, с поклоном, заворачивали и вручали предмет восхищения. Неделю назад парни что-то начали объяснять участковому про каких-то милиционеров, которые что-то с них требовали, но, честно говоря, у лейтенанта особо не было времени вникать в их проблемы. Пообещав разобраться с наглыми пришельцами, Анзор, как-то забыл об этом, закрутившись в заботах. Да еще и время экзаменов пришло, в далекую Сибирь рейсами «Аэрофлота» прилетели из солнечного Баку два племянника, которых надо было устроить в институт торговли, одного в училище внутренних войск, но там, хвала Всевышнему, у того была национальная квота. А вот четвертый племянник, честно говоря, Анзор уже не помнил, от какой ветки многочисленной семьи он был послан, должен был поступить в школу милиции, что было самым трудным делом. Но что делать, семья — это семья. Ведь, пять лет назад, самого Анзора, получившего диплом Архангельского рыбопромышленного техникума, дядя Вагиф за руку, как маленького, привел в управление кадров УВД.

Но сегодня уважаемые люди из общины позвонили с утра на «опорник», попросили принять важного гостя и сделать все, что он попросит. Гость назвался представителем колхоза, который обеспечивал молодых торговцев документами, гласившими, что они многодетные отцы, члены колхоза, торгуют исключительно урожаем со своих личных участков. На вопрос участкового, как обращаться к глубокоуважаемому представителю, тот ответил просто:

— Зовите меня Ходжи.

— Ходжи?

— Что вас удивляет, дорогой Анзор? Каждый правоверный должен совершить хадж.

— Да, да, вы абсолютно правы.

И вот теперь милиционер кушал плов, в восхищении закатывая глаза, а сам обливался холодным потом под форменным кителем. Ходжи или не Ходжи, но этот тип ему совсем не понравился, басмач какой-то. Кивнет и тот сзади (Анзор вспомнил о парне, молчаливо сидящем на корточках за его спиной) мне своим эчпочмаком горло располосует. И ведь никому не сказал — куда пошел, с кем встречаться.

— Так что у нас случилось, дорогой Анзор? Вы сказали, что на этих улицах вы решаете вопросы, назвали цену. Мы согласились. Теперь появляются какие-то милиционеры, не дают работать?