Постовой

— Ладно, пошли, а то вон, местные алкаши при нас стесняются «бормотуху» взять.

К одиннадцати часам мы в конец продрогли, окоченели и проголодались, и я поставил вопрос ребром. Абориген Центра, Дима, пару минут поморщив лоб, сказал, что единственное место, где в это время можно пожрать, но именно пожрать, является рабочая столовая Речного порта. Огромный полутемный зал был стыл и мрачен. Я поковырялся в склизких, как сопли, макаронах, и политом жиром или другим каким-то маргарином, шницелем, колющем язык крупной сухарной панировкой, выпив еле теплый чай, мы вышли из столовой, в еще более мрачном настроении, чем были до этого. Как прожить оставшиеся полтора часа, было совершенно непонятно.

— Дима, если мы пойдем к отделу медленно-медленно, гусиным шагом, мы как раз к часу ночи придем на базу.

— Предлагаешь выдвигаться прямо сейчас?

— Дима, если мы не будем двигаться поступательно и постоянно, я застыну, как статуй, и тебе придется меня волочь на себе.

— Ладно, пойдем.

Подгоняемые порывами ветра от реки, мы шли мимо в сторону остановки электрички «Река- Центральная», мы шли мимо мрачных зданий старых особняков, со зловещими темными окнами многочисленных контор, единственным освещением которых были тусклые лампочки датчиков сигнализации. Неожиданно тишину этого спящего, замкнутого в себе мирка, разрезал горький всхлип. Плакал, определенно, человек. Плакал очень горько и беспомощно. Мы замерли на месте, пытаясь определить направление, откуда шёл звук.

— Вроде там — еле слышно шепнул мне Дима и махнул рукой. Когда мы настороженно вошли во двор купеческого особняка «Запсибречфлотснабсбыт», перед глазами открылась следующая картина: на высоком крыльце конторы, сваренном из чёрных металлических прутьев, стояли, прижавшись друг другу и прикрывшись большими кожаными портфелями, две молодые женщины в демисезонных пальто. В двух метрах от крыльца, глядя голодными глазами на повизгивающих от страха баб, сидел большой, почти черный, кобель немецкой овчарки.

— И что у вас тут происходит- громко гаркнул Дима, так неожиданно и резко, что все присутствующие вздрогнули. Женщины на крыльце, а это оказались две невысокие девушки, на вид лет двадцати пяти, что-то пытались объяснить, показывай руками на собаку. Но толи от холода, то ли от истерики, понятных пояснений мы не услышали.

— Что вы говорите нам ничего не понятно — я попытался подойти к крыльцу, игнорируя собаку, но только отчаянный прыжок назад позволил мне увернуться от щелчка клыков черного монстра. Девушки завизжали, а Дима, воскликнув «Да я тебя сейчас», оттер меня плечом, одновременно доставая пистолет из кобуры и обходя собаку сбоку, чтобы крыльцо не оказалось на линии огня.

— Дима, Дима, подожди не бери грех на душу. Хорошая собачка, хорошая — Я бездумно перекрыл Диме линию стрельбы, в два шага обогнув его вновь и, протянул открытые ладони в сторону пса, делая умильное лицо.

Собака, очевидно, знала, что такое огнестрельное оружие, она пятилась к крыльцу, скаля зубы и яростно вздымая мощный загривок.

— Дима, пистолет убери, пожалуйста, хорошая собачка, хорошая — вторая атака пса была мгновенной, на пределе своих сил, я успел согнуться в безумную букву «зю», и всего на пару сантиметров, мой пах разминулся с пастью зверя, ошибка грозила мне стойкой сексуальной дисфункцией.

— Ну что справился — ехидненько спросил Дима: — может быть, позволишь мне?

— Дай мне пару минут, потом я отойду.

Я судорожно думал, какую вещь в моём обмундирование жалко меньше всего. В голову ничего не приходило.

— Дима, помоги мне — я ухватил напарника за плечо, спрятался за него и стал конфузливо стягивать с себя сапог.

— Мужчины, вы собираетесь нам помогать? — темноволосая барышня с ямочками на щечках дала о себе знать. Вторая, анемичная блондинка в сером пальто, почти не подавала признаков жизни, временами ее начинала пробивать крупная дрожь.

— Девушки, мы просто не хотим убивать собаку — отрывисто крикнул я, с трудом натягивая узкое голенище на босую ногу.

— Еще пять минут, и спасать будет некогда — жизнерадостно ответила та, что с ямочками.

Ну, все, я был готов. Холодные и сырые внутренности сапога мгновенно выстудили голую стопу и придавали ясность мыслей. Я выставил вперед руку с намотанной на кисть портянкой и, дразня пса, двинулся вперед.

— Хорошая собачка, хорошая пёсик!