Постовой

— Я знаком с этим гражданином, как с милиционером по имени Павел. Три дня назад он задержал меня вечером на улице Ученого-теоретика, затащил в гаражи, после чего пытал до утра, выбивая из меня признательные показания в совершении каких-то грабежей. Он связал и избивал меня. Так как я не мог больше терпеть пыток и издевательств, то я признался в совершении нескольких грабежей, оговорив при этом моих друзей и знакомых, как соучастников преступления. После этого милиционер Павел оформил на меня явки с повинной и доставил меня в дежурную часть Дорожного отдела милиции, где меня там целый день допрашивали.

— Хорошо. Пожалуйста, понятые, распишитесь в протоколе опознания. Сапожников, вот здесь ставьте свою подпись. Все, пока все свободны. Сапожников, ждите в коридоре.

Вот опять я и следователь сидим в кабинете одни, напротив друг друга.

— Ну что, Павел, — улыбка следователя стала еще шире, — видите, я вам честно предлагал добровольно во всем признаться, во всем покаяться и уйти домой до решения вашего вопроса. Вы отказались. А теперь у меня есть протокол вашего допроса, где вы сообщаете, что не совершали ничего преступного. Плюс к этому протокол, где потерпевший вас уверенно опознает. Сейчас проведем очную ставку и проверку показаний на месте, на месте преступления соберем следы вашей преступной деятельности, все это задокументируем, а затем я пойду к руководству за санкцией на ваше задержание. Может быть, не будем осложнять жизнь друг другу и вы все-таки признаетесь в совершенном вами преступлении? И тогда, обещаю, я буду ходатайствовать перед прокурором о применении к вам меры пресечения в виде подписки о невыезде. Что вы на меня так смотрите?

— Гражданин следователь, так вы юрист по специальности или кулинарный техникум заканчивали?

— Конечно, я юрист. В прокуратуре у всех высшее юридическое образование. Я наш, городской, юрфак закончил.

— То есть вы, ничтоже сумняшеся, проводите опознание между двумя ранее знакомыми людьми и будете ссылаться на это как на доказательство? Вас реально ничего не смущает? Нет? Ну тогда дайте мне, пожалуйста, три листочка бумаги и ручку. Я сейчас быстренько жалобу на вас напишу.

— О чем же жаловаться собираетесь на меня, гражданин Громов?

— Ну как минимум, по моему мнению, имеет место фальсификация доказательств. А там пусть ваш начальник разбирается, сколько у вас дел, построенных на изначально сфальсифицированных доказательствах. И о том, что надо разобраться, то ли прокурор ваше беззаконие покрывает, то ли чересчур доверяет, если даже не будет разбираться, кто кого опознавал. Типа есть протокол, преступника опознали, значит, есть повод для задержания. А то, что нельзя опознания устраивать между знакомыми людьми, никого не колышет. И много у вас таких опознаний в работе, товарищ следователь? Так что давайте три листка…

— А зачем три?

— Один прокурору, один в дело, второй вышестоящему прокурору, ну а третий экземпляр я буду в следственном изоляторе перечитывать, а то там, говорят, библиотека очень скудная, кроме речей Горбачева и «Как закалялась сталь», ничего нет.

— Ну, хорошо, сейчас сделаем проверку показаний на месте, а потом я вам дам листочков бумаги, сколько хотите, сможете из ИВС сколько угодно жалоб писать, там даже дежурный прокурор каждый день бывает, как раз жалобы от сидельцев собирает.

— Не-не-не, товарищ следователь, жалобу на нарушение при проведении опознания я буду писать здесь и сейчас, а если вы мне не дадите бумагу, я буду так орать! Я устрою такой скандал, что все речники сюда сбегутся, и прокурор ваш придет выяснить, кого же тут убивают.

Следователь глубоко задумался, потом улыбнулся:

— То есть с опознанием у меня не прокатило, так что ли, Громов?

— Нет, не прокатило, я на такую дешевку не покупаюсь.

— Ладно, жаль, но попробовать надо было. Ладно, успокойся, естественно, это опознание никуда не пойдет. Или ты настаиваешь на подаче жалобы?

— Нет, поверю вам на слово, гражданин следователь. Я в Дорожном отделе собираюсь долго работать, зачем нам с вами отношения портить.

— Ну, ты оптимист! Я буду тебя сегодня задерживать, на днях обвинение предъявлю, тебе лет семь реального срока корячится, а ты на совместную работу настроен. Коллегам расскажу, посмеемся вечером.

— Я верю в высокий профессионализм и объективность работников советской прокуратуры, и я знаю, что вы больше не будете пытаться вести следствие незаконными методами, поэтому на свое будущее я смотрю со сдержанным оптимизмом.

— Ну-ну.

— Разрешите вопрос, гражданин следователь?

— Задавайте.

— А что у вас дела не в сейфе хранятся, не положено же так.

— А! Это старые дела, довоенные и послевоенные еще. Их на сдачу в архив подготовили, а я попросил пока оставить, люблю старые документы почитать. А что, вы тоже интересуетесь?

— Ну конечно, это же очень интересно.

— Ну вот, если быстренько расскажете, как Сапожникова пытали, — дам парочку почитать. Тут очень забавные дела попадаются.

— Нет уж, спасибо, цена дороговата.