Постовой

В тесной каморке командира роты ППС мне выдали ободранную рацию «Виола», перемотанную синей изолентой в четырех местах, весящую, по моим прикидкам, килограмма два, и напарника, одновременно старшего поста — Диму Ломова. Пока мы накоротке знакомились с моим будущим другом, командир, поморщив высокий лоб, принял управленческое решение и отправил нас на самый дальний пост, в загадочную «Нахаловку», на прощание напутствовав бдить и соблюдать социалистическую законность.

Попутный автопатруль, фыркнув на прощание нещадно «троящим» двигателем, высадил нас возле приземистых корпусов психиатрической больницы, бывших до революции казармами Городского гарнизона, и укатил на свой маршрут, а мы двинулись по сырым, с островками рыхлого снега, улицам частного сектора. За последующие два часа мы быстренько отдали долг Родине, заглянув в ближайший гастроном и, пройдя через грязные и темные подсобные помещения, зафиксировали пятерых грузчиков в компании двух бутылок водки. Когда мы ввалились в темную подсобку, граждане выпивали и закусывали, громко обсуждая политику генерального секретаря ЦК КПСС и его последнее выступление на сессии Верховного Совета. Так как писать пять протоколов о распитии спиртного на рабочем месте нам было влом, я предложил грузчикам выдвинуть двух добровольцев на правеж и покаяние. Дима удивленно выпучил на меня глаза, но ничего не сказал.

Кажется, после составления двух протоколов за распитие спиртных напитков на рабочем месте, число сторонников Горбачева М. С. и его антиалкогольных указов несколько уменьшилось.

— Ты на ужин пойдешь? — выйдя из вонючего гастронома на свежий воздух, Дима озабоченно взглянул на часы.

— Нет, мне ехать далеко. А здесь где-нибудь можно…

— Пойдем, познакомлю тебя с годным заведением. Я пару раз был, мне понравилось.

Через десять минут я стоял за высоким столиком в непрезентабельном кафе «Дорожное», где мне за рубль, с чудовищной скидкой, принесли шесть толстеньких мантов под острым соусом и стакан кофе в граненом стакане. В это время Дима, перепрыгивая многочисленные лужи, чтобы не замарать носки щегольских хромовых сапог, и незаметно для себя периодически любовно поглаживая кобуру с тяжелым «макаровым», быстро двинулся на ужин в сторону дома мамы. Дима работал уже год, пистолет получил месяц назад, после окончания курсов первоначальной подготовки, и еще нуждался в постоянных тактильных прикосновениях к предмету своей тайной любви.

Я наслаждался последним мантиком, пытаясь растянуть удовольствие и подгребая к одуряюще пахнущей мясной начинке, выглядывающей из хорошо проваренного теста, побольше острого соуса, когда висящая на плече рация неожиданно четко произнесла:

— Внимание всем постам, работающим с Каргатом! Десять минут назад на площади Основателя неустановленный преступник вырвал сумочку у женщины. Приметы: на вид двадцать пять лет, худощавый, темные короткие волосы, одет во все темное, побежал с сторону Дома культуры Революции. Повторяю…

Я поднял голову. Три сотрудницы кафе в условно белых халатах и два мужичка, считающие, что незаметно от всевидящего ока государства под столом разливают водку по стаканам, с каким-то детским ожиданием дружно уставились на меня. Наверное, граждане и гражданки ожидали, что на моей фуражке сейчас начнет крутиться синяя мигалка, и я на первой космической скорости понесусь карать злодея и восстанавливать справедливость. Мигалка, конечно, не выросла, но, чтобы окончательно не разочаровывать граждан в советской милиции, чья репутация в последние несколько лет была основательно подмочена, я, мысленно сплюнув, решительно отодвинул от себя тарелку с самым вкусным, последним недоеденным мантом и, проверив пальцем расположение кокарды точно по центру лба, быстро вышел из уютного заведения общепита второй наценочной категории.

Нахаловка широко раскинулась вдоль берега великой сибирской реки, зажатая с одной стороны кучами намытого земснарядами песка, загружаемого каждое лето на неповоротливые, пузатые баржи, что увозили этот строительный материал в сторону Обской губы, в рамках Северного завоза. С другой стороны Нахаловку душили стальные рельсы Транссиба, размножившиеся на сорок ниток путей, вечно забитых зелеными пассажирскими вагонами и запечатанные величественным зданием Главного вокзала, построенного в те героические годы первых пятилеток в виде паровоза, мчащегося на Дальний Восток. Там, за «паровозом», была цивилизация, театры, рестораны, красивые женщины — главное украшение сибирского города-миллионника. А здесь, в Нахаловке, никогда ничего не происходило, кроме частых пожаров в криво сбитых хибарах самовольно построенного частного сектора, вспыхивающих обычно вследствие курения в постели после совместного распития и соития.