Пострадавшая магия

Желудок сжался от гнева в ее голосе. Я и не думала, что «решительный удар» будет выбирать между настоящими убийцами, погубившими шестерых наших людей за одну ночь, и местными, которые просто попадут в зону конфликта, как мальчик с моей первой миссии. Может, я и могла поверить, что те фигуры в масках заслуживали быть уничтоженными, но другие? Разве мы не должны думать и о тех, кто попадает под огонь?

И, если подумать… чем террористы отличались от экзаменаторов, которые ранили и убивали новичков, а потом заставляли нас воевать за них?

Я потирала лоб, и Сэм взглянул на меня.

— Все хорошо, Лопез?

Брандт посмотрел на меня из другого конца кабины, внимания было больше, чем мне нравилось. Он настороженно следил за мной во время нашей последней миссии, словно ждал, когда я ошибусь, чтобы доложить на меня. Он все еще злился, что не смог поведать, как я обезвредила бомбу.

Джослин рядом с ним была в наушниках, как всегда, ее хвост покачивался в такт мелодии. Она любила так бодрить себя перед приземлением. Приша и наш переводчик тихо говорили. Десмонд следил за пространством впереди нас в своем терминале, экран реагировал на его пальцы, когда его плохому зрению нужно было приблизить изображение.

У меня была тут поддержка. И мне нужно было добраться до нужной темы. Это место подходило для начала.

Но вопрос застрял в горле на пару мгновений, и лишь потом я спросила:

— Что думаете о том, как говорила командующая Реветт? На базу впервые напали? Она думает, что стало намного хуже, и нам нужно ответить агрессией.

Сэм пожал плечами.

— Я не так высоко, чтобы слышать все закулисные разговоры, но из того, что я уловил, правительство простаков усиленно давит, чтобы были результаты. Их военные нервничают из-за нас. Страшнее солдат-магов за океаном, что могут тебя убить, как Борцы, только солдаты-маги во дворе, которые могут решить поступить так же, да?

Правительство простаков. Финн говорил о давлении, и Хэмлин избегал этих упоминаний на тренировках — говорил лишь, что мы служим тут, чтобы хранить мир между магами и не-магами дома. Хэмлин говорил о президенте простаков, когда обсуждали атаку на базу. Но командиры решали, что делать с миссиями. Мы не могли просто заняться своими делами.

— Но военные простаков не могут подавить группировки террористов, с которыми борются, — пробормотал Брандт. — Каждый раз, кода они отрубают одну голову, вырастает другая. Они должны сосредоточиться на своих проблемах.

— Лучше не говори это им при следующей встрече с официальными лицами простаков, — сказал спокойно Сэм и повернулся ко мне. — Мы долго сдерживали группы нападающих. Чем дольше так будет продолжаться, тем выше вероятность, что кто-то поймет, как напасть на нас. Командующие думают, что нужно ударить по врагам первыми.

В этом был смысл, даже если я знала, как удар магией приведет к катастрофе для всех нас.

— Давление насчет этого удара усилилось с тех пор, как ты начал? — спросила я. — Как давно ты в отряде?

— Чуть больше одиннадцати лет, — сказал Сэм. — Да, разговоров о серьезных результатах стало больше.

— Одиннадцать лет? — выпалила я. — Я думала, можно уйти после десяти. Так сказал Хэмлин.

Сэм криво улыбнулся.

— Многие бывшие чемпионы — те, кто пробыл тут десять лет — остаются дольше. Когда ты не можешь говорить о десяти годах своей жизни, когда работа так влияет на тебя… Я не знаю, что еще делать. Тебе сложно сейчас представить, но ты сможешь выбраться домой впервые на этих выходных. Посмотрим, как тебе будет дома.

Я уже с трудом спала, пыталась понять, как говорить с мамой и папой за те несколько дней, и как будет, если я увижу Финна после этих недель. Мы пять дней бились на экзамене вместе, казалось, тогда прошла вечность, но эти два месяца тянулись куда дольше. Шепот в голове спрашивал, как часто он думал обо мне.

Я потирала руки, прогоняя эти мысли. Мне было о чем поговорить сейчас. Горло сдавило на миг. Но я могла не получить другой шанс. И времени оставалось мало.

— А если удар по группам террористов навредит нам сильнее? — робко сказала я.

Сэм вскинул брови, но не отмахнулся от меня.

— Просто… — я не понимала, как сложно будет пытаться объяснить свои ощущения от магии, когда так долго держала это в себе. Расправив плечи, я заставила себя продолжать. — Думаю, магия живая. Не знаю точно, но я ощущаю порой ее намерения, словно она чего-то хочет, в чем-то нуждается. И чары, что вредят, ломают… расстраивают ее. Будто ранят и ее. Будто мы ее раним.

Джослин вытащила наушники во время нашего разговора. Она напряглась.

— Ты думаешь, что наши чары ломают магию?

Брандт фыркнул.

— Глупее я ничего не слышал. Магия — просто магия, как гравитация или ток в проводах.

Я смотрела на него.

— Я ощущаю это. Я знала, где были те взрывные чары, без сканирования. Ты видел, как я улавливаю то, что не замечали другие.

Приша заерзала на скамье.

— Я не улавливала того же, что и Рочио, но… — ее губы напряглись. Она не могла говорить о том, что было на экзамене, как и я. — Думаю, она может быть права, — сказала она. — И я не стала бы верить в это без причины.