Шли по казачьи одвуконь. Вот что у донцов не отнять, так это умения разбираться в лошадях. Нет в России развитого коневодства, и даже военные вынуждены покупать пригнанных степняками лошадей. Они выносливые и достаточно резвые, но мелкие. И для тяжелой конницы негодны, да и в обоз с оговорками. А организовать свои заводы – опять деньги, которых вечно не хватает. Содержать их надо уже в мирное время, плюс постоянно обновлять – через четыре-семь лет кони уже не годны к кавалерийской службе и их выбраковывали в верховые в пехоту или в обозы.
И, выходит, массово, скачкообразно нарастить численность лошадиного парка нельзя. К тому же в случае сражений пополнение лошадей, так называемый «ремонт», надо доставить к местам боевых действий или расквартирования части, перегнать из мест, где они живут и размножаются – заводов. Получалось проще забирать обывательских лошадей, реально в большинстве своем годных для обоза или верховых коней пехоты.
Лошади – это особая статья для офицера. В мирное время фуражное довольствие отпускалось на год в виде денежной суммы, раз и навсегда определенной. Если цена в данной местности оказывалась выше, дополнительно получить невозможно. Если ниже – выдавали по действительным ценам. А ведь еще содержать за свой счет личного денщика с его конем.
На определенном уровне без этого никак. Даже война недостаточное облегчение. В военное время в заграничном походе офицеры получали полуторное жалованье. Причем из него обязательны вычеты на медикаменты и госпиталь по одной копейке с рубля. Это как бы нормально. Нижние чины и вовсе получают по три копейки в день сверх жалованья на боевые.
Казаку эти резоны чужды. Они постоянно и дома настороже, и держат караулы против соседей. Лошади для них не только транспорт, еще и, возможно, жизнь. От умения выбрать правильную зависит будущее. Ничего общего с казенными кавалеристами. Это же не машина и ее не собирают на заводе из одинаковых деталей. Скрещивать тоже надо уметь, а то народится убожество ростом с большую собаку и с паршивой дыхалкой. А уж выбирать при покупке и соваться к барышнику мне самостоятельно не стоит. Объегорят за милую душу.
Поликарпов внезапно затянул песню про Стеньку Разина, остальные подхватили, многозначительно поглядывая. Я покосился на Геннадия свет-Михайловича, тот сделал вид, что не понимает. Лицо сосредоточенное, взор вперед внимательный. Сам ведь в свое время говорил, чтобы помалкивать, а больше и некому распространять. Достали меня в последнее время. Очень не хотелось возвращаться в прежнее качество плагиатора чужих песен, но со всех сторон давили, требуя патриотического и военного.
Ко всему от песнопений на манер: «Ой, да вот-ы поклонились донцы, они Дону низко, ой, здравствуй, ты наш Дон-отец родной. Е-е-е», – откровенно уши вяли. Рэп и то лучше, пусть недолюбливаю эти «чего вижу, то и пою», тем более не песня, а бог знает что. Может, на гарлемском диалекте и звучит. В переводе песни оленевода никому, кроме него, ненужные. Но там хоть смысл имеется.
Чуть получше звучало «За Яиком за рекой казаки гуляют». Притом было у меня подозрение, что кто-то из особо продвинутых и грамотных ознакомился с моим творчеством. То есть, естественно, Пушкина с Крыловым и Лермонтовым. По крайней мере, рифма в новомодном казачьем фольклоре уже наметилась вполне приличная, хотя и достаточно простенькая. «Как персидские купцы едут с соболями, всю добычу поделим, славно попируем». И конечно же в заключение мораль: «Пропадем мы ни за грош, жизнь наша – копейка». Честно и прямо.
Короче, в очередной раз подставившись с «Встающей страной», не смог отказать. После минимальной редакции выдал про «героев былых времен», «Десятый батальон», «Жди меня», «Темная ночь», еще парочка подходящих для современности без гремящих танков и строчащих пулеметов. Из «Вставайте, люди русские» только две первых строфы. Дальше не всплыло. «Есть только миг» и «Госпожа удача» приняли сразу. Всем известно, ее лучше называть на «Вы» и не обижать.
Даже не ожидал, сколько полезло при минимальном усилии. Иное не захочешь, невольно само цепляется. То по радио или ящику очередной юбилей, то в школе чего-то учат. «Я сегодня до зари встану, по широкому пройду полю», «Казак уходил на большую войну, невеста его провожала», «Смело мы в бой пойдем» – там вообще душевно звучит: «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую», «Там вдали за рекой».
Конечно, слегка приходилось править, избавляясь от несуразностей и чуждых времени понятий вроде никому неизвестных буденновских войск, превращаемых легким движением пера в «украинских войск», а вот комсомольское сердце запросто становится запорожским. И все-таки не всегда можно адекватно изменить. «Широка страна моя родная» и вовсе целиком забраковал. Другая страна, где так вольно дышит человек, звучит откровенным издевательством при наличии крепостного строя.