Читаем Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги полностью

Но этого, как известно, не произошло. «Одним из ключевых символических кодов в первоначальном восприятии перестройки и реформ был код молодежной культуры („субкультуры“). Однако при всей открытости более молодого поколения к переменам, при относительном усвоении им достижительских ориентаций и их символов, установок на успех, социальное продвижение и т. д., горизонт понимания этих перемен, связанных с ними процессов в политической, экономической, культурной жизни в значительной степени блокировался именно данным молодежным кодом. Представляя соответствующие символы как знаки возрастной фазы, а не общезначимого образца, он определял – а значит, и ограничивал – уровень восприятия, глубину понимания перечисленных процессов. По мере ослабления и бюрократизации политических и культурных элит в процессах блокирования выработки новых „языков“ декларированные в начале перестройки либерально-демократические ценности тем легче превращались в риторические фигуры, лишаясь функций, сколько-нибудь продуктивных для самопонимания общества»[5].

С точки зрения генерационной проблематики (хотя, конечно, можно предположить и другие интерпретации) молодежь с такими ценностными ориентациями была оттеснена предшествующим поколением бюрократии, поколением застоя (задержанным в своем карьерном развитии) и не допущена к ключевым социальным позициям, что должно было бы стать предпосылкой институциональных изменений. В результате в перестроечной политике и в первые годы реформ доминировал дискурс «демократической части советской номенклатуры», персонифицированной фигурами Б. Ельцина, членов его правительства и депутатского корпуса (Р. Хасбулатов, А. Лукьянов и проч.).

<p>2. Особенности политической культуры России и блокировка социально-политической трансформации</p><p>Проблема «поколения» в дискуссиях в Германии и России</p>

Неудача демократизации в России, вопреки расхожим представлениям либералов и демократов, может объясняться особенностями политической культуры, ценностной и институциональной блокировкой процессов структурно-функциональной дифференциации и сохранением «вертикальной» (суверенной, независимой от общества) структуры власти. В публичном дискурсе есть все «необходимые» слова и понятия, возникшие после краха СССР: «демократия», «правовое государство», «верховенство права», «суверенитет народа», проявляющиеся в электоральных процессах и выборах, но за ними уже давно нет должного смысла. Такого рода понятия – не более чем поддельные ярлыки известных фирменных брендов на «самопальных» товарах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука