Постучи в мою дверь

Она снова обняла его и почему-то заплакала. Зарыдала так громко, что этот звук почти оглушил. Почему, почему она плачет? Сквозь пелену в голове Габор слышал, как внутри него снова и снова что-то ломается. Из-за ее слез, из-за тонких рук на талии, из-за ее слов. Он пытался понять, но все никак не мог поверить… Нет, боялся поверить.

Он все ждал, когда она скажет, что ей противно просто смотреть на него, не то что прикасаться. Но она только всхлипывала. И ничего не говорила.

Алое кровавое марево начало рассеиваться. Габор осторожно накрыл ладонью ее затылок и погладил растрепавшиеся волосы.

— Не плачь…

Она помотала головой, все еще не отнимая лица от его груди:

— Не могу… Может, эта твоя чертовая принцесса сильная и привычная к таким вещам, но я нет… Чем ты вообще думал?! Их же было так много! И ты один! Боже-е-е… — Она резко выдохнула.

Габору хотелось ощутить ее дыхание обнаженной кожей. Чтобы между ними больше не было преград. Никаких. Никаких… Он должен рассказать ей.

— Ты просто чертов герой! Таких не должно существовать, ясно?! Тебе место в какой-нибудь книжке! Или в фильме. Чтобы все были влюблены и сходили по тебе с ума, а ты весь такой совершенный и выбрал бы какую-нибудь невзрачную серую мышь… и… и…

Олеся снова ударила его в плечо:

— Ты не можешь быть реальным… Я наверное все-таки умерла, и ты мне привиделся… Ты — галлюцинация… Фантазия чокнутой разведенки. И ты там едва не умер. Я больше не отпущу тебя никуда.

Его мозг зацепился за слово «умерла», и Габор судорожно сгреб ее волосы в кулак:

— Ты не умрешь. — Он пристально всматривался в ее лихорадочно-яркие глаза. — Никто не сможет причинить тебе вред. Ты под моей защитой. — Он стер с ее лица слезы, оставив на бледной щеке кровавый росчерк, словно опорочил и осквернил.

Тут же судорожно принялся оттирать, но Олеся схватил его за запястье:

— Габор, перестань…

— Я испачкал тебя. Я…

— Ты ранен. У тебя кровь.

— Это не моя.

— Да мне плевать, чья она! Я видела, как они на тебя бросались! Я вижу ЭТО!

Она сжала его ладонь, и только сейчас он заметил прокусы от зубов и содранную кожу.

— Прости. — Габор отнял руку. — Я не должен трогать тебя.

Олеся нахмурилась и обхватил его лицо ладонями.

— Да что с тобой такое? Почему ты… Ты жалеешь, что защитил меня? Думаешь, что тот демон сказал правду? Ты отдашь меня?..

Что?! Да как она вообще может о таком думать?! Габор схватил Олесю за плечи и потащил к столу. Прижал к столешнице, нависнув над ней, обхватил пальцами шею, ощущая, как бьется и трепещет пульс.

— Если ты хоть еще раз скажешь такое… подумаешь об этом…

Олеся откинула голову, заглядывая ему в глаза. Неосознанно она обнажила тонкую шею, словно подчиняясь и покоряясь его силе. Так сложно было удержаться… Так тяжело было сохранять человечность и не подчиняться первобытным инстинктам, выпущенным на волю кровью демонов.

Он и не смог. Сорвался. Наклонился, прижимаясь губами к бледной коже. Оставить на ней десятки алых следов поцелуев, тонкие царапинки от щетины, сделать своей безоговорочно и дико. Навсегда.

Габор прикусил кожу в изгибе шеи и всосал в рот, жадно лизнул.

— Ты моя… Только моя… И больше никому не принадлежишь. Ни твой муж, ни демоны, ни Крампус — никто тебя у меня не заберет. Никому не отдам.

Он почувствовал, как нежные руки обвили шею. Теплые ладони скользнули по затылку, зарываясь в волосы. Ее дыхание коснулось щеки. Сама не ведая того, Олеся разрушала оковы, сдерживающие демона, жившего в нем. Настоящего демона. Ничуть не лучше тех, которых она сегодня видела.

Габор заставил себя отстраниться. Все человеческое, что еще было в нем, твердило, что так нельзя. Она не похожа на других и не будет безмолвно принимать то, что он будет давать.

— Я должен… кое-что рассказать тебе.

Казалось, что ее глаза горят. С той стороны кто-то зажег яркие огни, и теперь голубой свет рвется наружу. Габору стало больно смотреть. Страшно. Она видела, каким чудовищем он стал. Видела все без прикрас. Его настоящего.

Ее ладони опустились на его грудь, пальцы вжались в кожу, и Габор вздрогнул от саднящей боли, прокатившейся горячей волной.

— Ты соврал! — Олеся быстро расстегнула сюртук, а затем жилет, безжалостно отдирая ткань от раны. — Господи… Что они с тобой сделали? Нужно… нужно… Нужен врач! И…

Он не дал ей договорить. Перехватил ладони и прижал к своей груди, впитывая спасительное тепло ее кожи.

— Все заживет.

На ее скулах проступил румянец, глаза лихорадочно заблестели. Еще ярче.

— Ты хоть видел свои?! На тебе живого места нет!

Ее пальцы испачкались в крови, губы дрожали.

Не контролируя себя, он разъяренно рыкнул:

— Замолчи и слушай меня!

Сметя со стола ступки и склянки с мазями и зельями, Габор усадил Олесю на стол, сжимая узкие плечи. Кровь демона высвобождала все самое плохое и опасное, что было в человеке. Толкала на те поступки, на которые в здравом уме никто бы не осмелился.

Убийства, пытки, издевательства.

Но ему хотелось… От картинок, вспыхнувших в мозгу, стало только хуже. На него проклятая кровь воздействовала странным образом. Или… или то, что он хотел сделать с Олесей и не было нормальным?