Оглянитесь вокруг и вспомните себя несколько лет назад. Теракты в центре Санкт-Петербурга, в ходе которых гибнут журналисты, как произошло с дончанином Максимом Фоминым (известен под именем Владлен Татарский), становятся политической нормой. Этот случай важен и из-за личности убийцы — петербурженки Дарьи Треповой, не имеющей никакого отношения к Украине и националистам. Убийца Дарьи Дугиной — Наталья Вовк, которая взяла на теракт собственную дочь, — родилась и выросла в Мариуполе. Террорист, подорвавший русского писателя Захара Прилепина, тоже рос на Донбассе, который, по идее, должен быть населен самыми лояльными к России людьми. Малолетки, готовившие убийства журналисток и ВИП-блогеров Маргариты Симоньян и Ксении Собчак, — все как на подбор москвичи с русскими фамилиями, рязанскими лицами и нацистскими убеждениями.
СВО, позиционируемая государством и госпропагандой как локальный конфликт, который даже войной называть не стоит, не может не усиливать противоречия в обществе. Особенно если об этих противоречиях стараются не говорить, потому что «СВО, враг не дремлет, да и не время сейчас».
Режим тотальной секретности, скрытый за словами «специальная» и «военная», не подразумевает коммуникации между обществом и государством. Вообще-то, обсуждение государственных тайн — это госизмена. «Не болтай!», «Смерть шпионам!», «Ни шагу назад!» и тому подобное — государство ждет от общества подчинения и дисциплины, что вроде бы верно. И общество готово подчиняться, причем добровольно и с песней. Судя по отчетам политических администраторов и социологов, рейтинг главного политика России даже вырос и без проблем конвертируется в рейтинги партий и губернаторов. Поэтому внутренне система даже окрепла, усилилась. Выросло влияние управляющей прослойки силовиков, что тоже сказалось на герметичности системы.
Тридцать лет тщательного вытравливания идеологии, воспитания потребителя, пенсионных реформ и монетизации льгот не могло не сказаться на отчуждении общества и государства. Негласная идеология, по меткому выражению русского культурософа Алексея Чадаева, определялась как «лежи, страна огромная».
Крах советского проекта привел к деидеологизации сферы политики. Сам факт государственной идеологии был предан анафеме как антидемократичный. На место принципиальной идеологичности власти советской пришла не менее принципиальная внеидеологичность власти постсоветской. Однако, несмотря на декларируемую внеидеологичность государства, сформировались две идеологии. Одна — негласная, для внутреннего потребления и широко практикуемая правящими элитами. Вторая — публичная многоидеологичность, которая демонстрирует завоевания демократии и разрушение тоталитарной и единственно правильной идеологии коммунистов.
Отсутствие государственной идеологии зафиксировано в Конституции РФ. Тем не менее в последние годы власть пытается придать идеологические очертания так называемым скрепам — морально-этическим общественным нормам. Назвать это идеологией можно с натяжкой, однако потуги идеологического регулирования государством налицо. Особенность любой сложной системы вроде государства или корпорации — стремление к контролю и созданию ограничений. Как служба безопасности любого предприятия, предоставленная сама себе, устанавливает шлагбаумы, камеры и вводит электронные пропуска, так и попытка бороться с враждебными идеологемами при отсутствии собственной приводит лишь к новым барьерам и ограничениям.
Негласная идеология современной России с момента ее основания — создание частного капитала любой ценой с его последующей конвертацией в личный успех и комфорт. Желательно вне досягаемости российского правосудия, потому что в Отечестве — мастерская и офис, а жить надо среди приличных людей и там, где тепло. Воровство общественных ценностей вроде бы порицается и наказывается, но по факту результаты приватизации не подлежат пересмотру.
Центральная идея негласной идеологии современной России — легитимность результатов приватизации. Однако, поскольку консенсус по этому вопросу в обществе так и не сформировался, негласная идеология хоть и описывает реальность, но данный аспект не учитывается ни в одном современном учебнике. Зато эта идеология широко представлена в массовой культуре: кино, телесериалах, литературе.
Впрочем, дело не только в России. Создание правящей прослойки собственников по англосаксонскому типу лендлордов в Британии происходило на всем постсоветском пространстве. В Туркменистане, Азербайджане и Таджикистане это явление приобрело ярко выраженные автократические черты с формированием наследственной монархии, а в Молдавии и Грузии привело к созданию парламентских республик. В Киргизии и Армении до сих пор экспериментируют с государственным устройством — от парламентаризма до сверхпрезидентской власти.