Постумия

По понятным причинам, я выбрала второй. Подумала, что, если нацеплю тёмные очки, меня точно никто не узнает. Балетки оставила прежние. К этому платью они очень шли, да и вряд ли могли выдать меня. Ведь старушек во дворе при перестрелке не было.

Облагодетельствовав меня, Инга и Карина опять занялись написанием своих аккаунтов в Твиттере и обсуждением какого-то дурного кодера. Куда я иду в чужой одежде, зачем мне парик – всё это девушек ни чуточки не занимало. В этот момент они жарко спорили, какая из фоток-селфи, сделанных недавно на яхте приятеля, гарантированно украсит их Инстаграмы.

– А вчера у Воронецких на барбекю подавали камчатского краба! – щебетала впечатлительная Карина. – Жаль, что ты не поехала со мной. Это так вкусно! И очень полезно…

– Ты ведь знаешь, что я не очень жалую морепродукты. Говорят, что у меня на них аллергия. Потом во рту такой противный привкус, что приходится очень долго прополаскивать бальзамом.

Я на цыпочках удалилась из их светёлки. Радовалась, что никого, кроме прислуги, в доме нет. Парик спрятала в сумку. Надела его уже в Москве, заскочив в платный туалет. Клининг-менеджер, то есть уборщица, покосилась на меня, но ничего не сказала. Эти люди привыкли ко всему. Вполне могут, за дополнительную плату, впустить мужика в женскую уборную и предоставить отдельную кабинку. Я сама не раз этим пользовалась – правда, в Питере.

Если раньше я пыталась скрыть беременность, то теперь постаралась её подчеркнуть. Шёл четвёртый месяц, но этого явно не хватало. Оставив дома корсет, я запихала в леггинсы пачку прокладок. Живот получился месяцев на шесть. Это нужно было опять-таки для конспирации. Женщину в положении вряд ли заподозрят. Гримироваться особенно не стала – оставила все пятна и веснушки.

Рублевское шоссе выходило прямо на Кутузовский проспект и Славянский бульвар. Постояв у выхода из метро и побродив по окрестностям, я убедилась в отсутствии «хвоста». Далее вернулась в тот самый двор. Днём его трудно было узнать. Цветущая сирень, залитая солнцем детская площадка, звонкий гам малышни, щебетание птиц. Наверное, и Ева с Полиной здесь гуляла. А вот теперь их нет, и больше никогда не будет. Квартира съёмная, и ребёнка увезут. А мать погибла в двадцать шесть лет. Отцу исполнилось двадцать девять.

Как я и ожидала, старушек во дворе оказалось предостаточно. Одни гуляли с внуками, другие сидели просто так. Выглядели они по-разному – от совершенно европейских, в брючках, с макияжем, до карикатурных персонажей – в платках и с клюками. Одна из таких очень громко пищала, и у меня сразу заломило над бровью.

– Вот я и говорю, что это вредительство! – густым, повелительным голосом говорила полная мадам в платье горошком. Над верхней губой у неё торчали жёсткие усики. Такой же серой пучок вырастал из бородавки на щеке. – Наш Егор играет в «Кантор». Ужасное дело, скажу я вам! Часами из-за стола не встаёт. Ни есть, ни спать не заставишь. Глаза совершенно пустые. Я уже бояться начинаю – и за него, и за нас. То ли сам умрёт, то ли меня прикончит…

– Так ведь и умер один мальчишка – на Минке. Экзамены выпускные как раз сдавал. Семнадцать лет всего было, – вмешалась другая старушка. Она была глазастая, накрашенная, во внучкином и топике и в «бермудах» по моде десятилетней давности. – То есть должен был сдавать. А сам в «DotA» играл сутками напролёт. Уже хрипел, а всё не бросал. Говорил, что товарищей подводить не хочет. Там надо вражеский лагерь уничтожить, а он вдруг выйдет из игры. Считал это предательством. Ну, и упал головой на клавиши. Оказалось, тромб оторвался.

– Это ещё что – вражеский лагерь! – не осталась в стороне третья бабушка. Она лузгала семечки, не забыв деревенскую юность. Шелуху, правда, культурно выплёвывала в горсть. – Вот одна игра есть – маменьки! Мне соседка показала, когда внука дома не было. Она уже разбирается маленько в этом деле. Так там можно любую машину угнать и любого человека убить. А потом плачут, что откуда-то бандиты берутся. Для них теперь что те мультики, что живые люди – без разницы.

– Вот и допрыгались! – снова вмешалась усатая.

Старушка с писклявым голоском оттопырила ухо ладонью. У другой, очень древней, под платком торчал аппарат.

– Великойских-то порешили! А кто? Наверное, такой же оболтус. Я по телевизору видела репортаж. Подозревают их гостей. А я думаю, что это Терентий Белых. Мой-то Егор с ним дружит. Боюсь, как бы колоться не начал – до кучи. А Терентий уже чокнулся, по-моему. Обещал Егорке такую игру дать скачать, где маньяк всех казнит с особой жестокостью. Говорит, что хочет убивать – пусть даже в компьютере. Тянет его весь мир переделать. Я теперь с оглядкой хожу. Пусть, думаю, внук на Марсе крошит чудовищ, а не тут порядок наводит. Много развелось лишних людей, считает Терентий. И с Великойскими ругался…

– Это уж прямо фашизм какой-то! – возмутилась старуха с кичкой на затылке. – Что, нам всем умирать надо? Кусок у молодых изо рта вырываем? Раньше пожилых уважали, а теперь как мусор!..