Ярость вспыхнула в груди Юлии, и она едва не стукнула Барвоа, но вовремя сдержалась. Всё-таки он ещё нужен, раз обладает знаниями о короле. Другой вопрос, как их выпытать? Но не это сейчас главное. В себе бы разобраться, а там, глядишь, Юлия что-нибудь придумает, благо один только вид ведьмака вызывает в девушке неуёмную злость, а уж когда он говорит, то лишь зубовный скрежет встаёт меж ним и желанием графини подправить лицо ведьмака чем-нибудь тяжёлым. Да и не следовало отвергать возможность, что увечная рука Энцо сыграет в скором времени ключиком к его закрытому на замок языку. Сутки пройдут, вторые, боль от сломанной конечности никуда не уйдёт, лишь возрастёт со временем. И глядишь, Энцо сам будет ползать на коленях и умолять выслушать его за обещание скорой смерти для облегчения нечеловеческой боли. И Юлия надеялась, что ей хватит духу, продлить боль Энцо, а не убить сразу. Он, конечно, мог бы сейчас заорать и призвать на помощь идущих впереди солдат, но шагающая рядом Юлия, в таком случае, была гарантом его смерти, а вскрик ведьмака мог бы и не долететь до своих, поэтому Барвоа пока не брыкался.
Корин прервал размышления графини громким ржанием, предупреждая об опасности. До этого момента шли в полной темноте, чтобы не привлекать внимание факелами арьергард армии. Конь безошибочно определял дорогу и ступал только по ней. Сабрина сидела на Корине, а привязанный к седлу Энцо направлялся связывающей его руки верёвкой. Юлия же ориентировалась на звук шагов, замыкая маленький отряд.
Когда же Корин шумно вдохнул воздух, а факелы впереди заметно приблизились и превратились в большие костры, Юлия тоже принюхалась и до неё дошло: в воздухе висел плотный запах крови и жжёной плоти. Словно рядом кого-то зарезали и зажарили.
Костры?..
– Что там? – тихо спросила Сабрина, вглядываясь в огнища. Тон её дрожащего голоса не понравился графине, а Энцо задорно захохотал:
– Вы что, ещё не поняли, что здесь случилось? А ещё ведьмы…
– Заткнись, убожество! – прошептала Юлия и ускорила шаг, стараясь обогнать коня. До неё начала доходить суть открывшейся картины.
Арьергард армии скрылся за холмом, и в полной темноте остались только три костра, яркими пятнами раздирающие мрак. И у Юлии сбилось дыхание и сжалось сердце, когда она увидела,
– Это… это же…
– Дети, – подсказала Сабрина страшное слово. – Это пастухи из Кагоды. Они просто не вовремя очутились на пути обезумившего от Мрака войска…
Вдоль дороги были вкопаны три брёвна, к ним привязаны мальчики, а под ними разложены костры, которые уже прогорали. Ещё тлеющие и светящиеся красными углями, словно головешки поленьев, тела детей навсегда застыли в позах, полных мук и боли, с вытянутыми от желания освободиться шеями и раскрытыми от криков ртами. Запах горелой плоти плотной стеной окружил убитых.
– Надо стащить их, – сказала Юлия.
– Мы потеряем время, – заметила Сабрина.
– Неважно, – отмахнулась графиня. – Я хочу снять их и отвезти в Кагоду, чтобы у близких была возможность проститься.
– Они могут принять нас за убийц, – вновь предупредила старуха. – Люди сейчас нервные, могут не понять доброго жеста и…
– Я их графиня, Сабрина, – мягко перебила Юлия. В её голосе слышалась боль и вина за содеянное чужаками. – Это мой долг. И они же совсем юные. Должно быть, ничего не весят…
– Я тебе помогу их снять, – наконец, согласилась Сабрина. – Вот только надо дождаться, когда костры погаснут.
«Слышала?» – обратилась Юлия к Ване мысленно. Сабрина слезла с Корина и стояла рядом, ждала решения девушки.
«Прекрати! – потребовала Юлия. – И помоги!»
«Забуду о тебе навсегда!» – пригрозила Юлия.
«Как такое забыть? – хихикнула Юлия, припомнив, что сотворила Ваня с придворным музыкантом давным-давно. – Особо удалась флейта, парящая под потолком и играющая ужасную музыку. Хорошо, этого позора никто не видел, кроме меня. Иначе старый Вольг ушёл бы со службы. Ну так поможешь?»