Читаем Поступай, как велит тебе сердце полностью

Сегодня утром после завтрака я отправилась в гостиную и принялась расставлять по местам рождественские фигурки. У камина, как обычно, я расстелила зеленую бумагу, разложив на ней кусочки сухого моха и пальмовые листья, поставила хижину, в которой поселились святой Иосиф и Дева Мария; вокруг разбрелись бычки, свинки, ослик, толпа пастухов, женщины с гусями, музыканты, рыбаки, петухи, курицы, овечки и козлики. Сверху над ними клейкой лентой я прикрепила небо – холст синей бумаги; потом, сунув в правый карман звездочку, а в левый мудрецов с Востока, направилась на другую половину комнаты и повесила звездочку на сервант; внизу, рядышком, примостилась вереница волхвов и верблюдов.

Помнишь, когда ты была маленькая, ты с настырностью, присущей только детям, требовала устроить все «по-всамделишнему»: звездочка и три мудреца никак не могли очутиться сразу у яслей. Сначала их нужно было поставить подальше, и потом постепенно придвигать - сперва звездочку, и вслед за нею мудрецов. Точно так же ты запрещала класть Младенца Иисуса в ясли раньше времени - мы опускали его сверху, медленно, точно в рождественскую в полночь. Расставляя овечек на зеленом коврике, я вспомнила одну игру – ты придумала ее сама и могла играть в нее с утра до вечера. Наверное, тебе понравился пасхальный обычай – на Пасху, помнишь, я прятала в саду крашеные яйца, а ты их потом искала. На Рождество ты стала прятать овечек: когда я отворачивалась, ты хватала овечку из стада и укрывала в самом немыслимом месте, и потом возвращалась ко мне, жалобно блея. Тогда я бросала все дела и принималась искать – ты шла за мной по пятам, смеясь и блея – а я ходила по дому, приговаривая: «Где ты, заблудшая овечка? Откликнись, я тебя спасу».

И теперь, овечка, где ты? Сейчас, пока я пишу все это, ты далеко, в стране ковбоев и кактусов. К тому времени, когда ты прочтешь эти строчки, мои вещи, наверное, уже перекочуют на чердак. Спасут ли тебя мои слова? Не знаю, не смею надеяться - скорей, напротив, они лишь вызовут в тебе раздражение, только ухудшат и без того плохое мнение обо мне, которое было у тебя до отъезда. Возможно, ты сможешь понять меня, лишь когда станешь старше - когда одолеешь тот таинственный путь, который ведет нас от нетерпимости к сочувствию.

К сочувствию, прошу заметить - не к жалости. Если ты пожалеешь меня, тогда я спущусь на землю, словно маленький злобный дух, и устрою тебе массу беспокойства. Жди беды, если предпочтешь смирению вежливость, если примешься болтать впустую, когда надо молчать: тогда перегорят пробки, тарелки полетят с полок, белье обмотается вокруг лампы - от зари до самой ночи я не оставлю тебя в покое ни на мгновение.

На самом деле, все это неправда, ничего такого я не натворю. Если мне будет позволено побыть рядом, если смогу увидеть тебя, то просто опечалюсь, потому что мне всегда больно видеть жизнь погубленную, в которой любовь ничего не смогла совершить. Береги себя. Всякий раз, когда задумаешь добиться справедливости, не забывай, что самую главную победу нужно одержать, прежде всего, внутри себя самого. Нет ничего опаснее, чем бороться за идею, не ведая правды о себе самом.

Если ты почувствуешь, что потерялась, запуталась - подумай о деревьях, о том, как они растут. Помни, что дерево с густой кроной и слабыми корнями однажды повалит ветром, а дереву с сильными корнями и жидкой кроной не хватит питательных соков. Корни и крона должны расти равномерно, нужно погружаться в круговорот жизни и подниматься над ним - лишь тогда в твоей тени сможет укрыться и отдохнуть усталый путник, лишь тогда со временем ты расцветешь и принесешь плоды.

И когда ты окажешься на перепутье, не зная, какую дорогу выбрать, не полагайся на случай, но сядь и жди. Дыши глубоко, доверчиво, как дышала, едва родившись на свет - вся обратись в слух, и жди. Жди терпеливо, и когда все голоса умолкнут, слушай, что скажет твое сердце. Когда услышишь – вставай и поступай, как оно повелит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза