– Ещё там был монах-душегуб, – едва ворочая языком рассказывал Севастьянов своим собутыльникам. – Мочканул пять человек, отсидел пятнашку, а теперь грехи замаливает. Зато других нравоучает: не пей, не греши.
Внезапно Алексею стало невыносимо мерзко от своих слов. От того, что он так отвратительно отзывается о человеке, который излил ему свою душу. Севастьянову показалось, что его сейчас разорвёт изнутри. Но ещё мгновение и его просто стошнило под стол.
Наш герой пил беспробудно уже которую неделю. Он легко нашёл себе новую компанию, когда вышел на железнодорожном вокзале маленького города, который был спутником мегаполиса. Бродяги всё время отираются возле вокзалов. Здесь можно сделать грустные глаза и соврать прохожим, что тебе не хватает полтинника на дорогу. Или, если вид у бомжа совсем потрепанный, то можно рассказать совсем душераздирающую историю о том, как обычного работягу ограбили и он вот уже месяц скитается по станциям, пытаясь до ехать к себе домой, куда-нибудь в Лабытнанги.
В ближайшей аптеке Алексей купил пойла, от которого желтеют глаза и угостил им вокзальных бродяг. Деньги, которые отец Тихон дал на дорогу были потрачены в течение трех дней. К тому моменту Севастьянов нашёл себе постоянный притон. Это была квартира в двухэтажном доме. На первом располагался бомжатник, а на втором жили люди поприличней. Разница была лишь в количестве выпитого и наличии работы.
В новой компании нашего героя даже появилась дама. Бомжиха Зина, которая тут же положила глаз на новичка. Пила она хлеще мужиков, что не мешало ей изображать жеманность и манерность. Участковый, который навещал притон, обычно давился со смеху, когда в беседу с ним вступала Зинаида.
– Товарищ старший лейтенант, а у вас есть наручники? – с хриплым придыханием произносила немолодая женщина. – Если я буду сопротивляться, ты меня в них закуешь и накажешь?
– Гражданка, успокойтесь, никто вас арестовывать не собирается, – перебивал её кокетство правоохранитель. – На вас поступила жалоба, что вы съели собаку…
– Ну да, вот там прямо у подъезда заколбалисили на лавочке, потом приготовили на костре. А что не так?! В Корее вон их все жрут! Может я вообще кореянка (Зина растянула в стороны и без того распухшие глаза).
– Давайте договоримся так, собаку вы не ели, кто её убил не знаете, а то загремите за жестокое обращение с животными!
– Да что же тут жестокого?! – игриво возмущалась бомжиха. – Один удар, она даже пискнуть не успела.
– Хватит! – старлей вышел из себя. – Подписывайте объяснительную!
– Какие мы злые… – надув губы фыркнула Зинаида и не глядя расписалась на помятой бумажке.
– Вы тоже в этом участвовали? – спросил участковый Алексея.
– Нет, он новенький, – женщина не дала ответить Севастьянову.
– Ладно, пёс с вами, – выругался полицейский. – Если закусываете какой-то животиной, то делайте своё грязное дело ночью, а не средь бела дня, когда мимо приличные люди и дети ходят.
– До свидания, товарищ старший лейтенант! Дай вам Бог здоровья!
***
– А что передавать за проезд желания нет? – суровый голос водителя маршрутки разбудил Алексея, задремавшего в маршрутке. – Заднюю дверь не открою!
Пьяная Зинаида схватила Севастьянова за руку и потащила к передней площадке.
– Извини, нет денег на проезд! – пролепетала она.
– А на водку есть?
– Тоже нет…
– Плохо!
– Когда нет денег на водку, это не плохо, это песец! – выпалила Зинаида.
Водитель с досадой махнул рукой, мол оставайтесь.
– Если вырастут цены на всё… Останется только снять твой крест и продать. Я сегодня с тебя его сниму, прости Господи! (женщина перекрестилась).
Ничего не значащие слова неожиданно тронули Севастьянова. Выйдя из автобуса он решительно произнёс:
– Зина, нам с тобой не по-пути! Я наверное вернусь в монастырь, чувствую то пойло, которое мы тут пьем погубит меня. И так пару раз блевал с кровью. В деревне я хоть самогонку пил, а не эту непонятную бормотуху.
– Иди к черту, урод! – психанула бомжиха, и развернувшись побрела в сторону притона.
Алексей пошёл в сторону вокзала, мысленно представляя, как он будет просить отца Тихона принять его обратно. Почему-то вспомнилась картина «Возвращение блудного сына» из школьного учебника. То ли воспоминания, то ли не выветрившийся хмель заставили его улыбнуться. С таким выражением на лице он прошёл не один квартал, ловя на себе взгляды прохожих. До вокзала предстояло пересечь несколько улиц частного сектора. На дворе стояла ранняя осень, поэтому темнело довольно быстро. Уже ближе к полуночи Севастьянов подошёл к вокзалу. Оставалось 10 минут до последней электрички и он прибавил шаг. Однако, когда до заветного здания оставалось двести метров Алексей обернулся назад. Над крайним домом показался дым и языки пламени. Бомж замешкался.
«Опоздаю на электричку… а если там люди… эх, что тут думать, переночую на вокзале и утром поеду».