Читаем Поствоенный синдром полностью

На выходе из вокзала стоял полицейский с собакой. Пушистая немецкая овчарка с характерным тёмно-рыжим окрасом, но необычайно длинной для породы шерстью, лежала на холодной плитке, поджав под себя мощные лапы. Она флегматично осматривала проходящих мимо людей, и, казалось, ничто не могло вывести её из полудрёма, но внезапно псина вскочила и грозно зарычала, в упор глядя на Самойлова. Своего в человеке с впалыми щеками овчарка не признала.

— Гражданин, будьте добры, — подозвал Олега рядовой, махнув металлоискателем. — Вещи, пожалуйста.

Деваться было некуда. Самойлов поставил спортивную сумку на пластиковый табурет перед правоохранителем. Металлодетектор противно запищал, крепко уцепившись в неведомый источник раздражения.

— Откройте.

Полицейский чуть наклонился к распахнутой сумке и тут же выпрямился, округлив глаза. Рука непроизвольно поползла к кобуре на поясе, но спустя секунду застыла, когда Самойлов вытянул раскрытое удостоверение.

— Здравия желаю, — неуверенно ответил проверяющий. — Но… но так всё равно нельзя. Разрешение у вас имеется?

— Где главный? — с усталостью бросил Олег хмурым невыспавшимся голосом.

Рядовой снял с пояса рацию и быстро отрапортовал «центру». В нескольких метрах от полицейского, примыкая к забору вокзала, стояла одноэтажная постройка, вся застеклённая и тонированная чёрным. Открылась её дверь, наружу выглянул худой седеющий мужчина с тёмными от бессонных ночей ямами глаз.

— Гражданин, сюда, пожалуйста, — подозвал он флегматично.

«Центр» был небольшим, но даже при этом вокруг одинокого стола и двух стульев по разные от него стороны оставалось слишком много пустого пространства. В белом кафеле едва отражался бледный свет ртутных ламп. Ту из стен, что не открывала обзор на вокзальную территорию, не застеклили, но увесили тремя экранами, каждый из которых делил изображение на двенадцать квадратов-окошек: камеры охватывали весь объект. Мужчине было больше сорока, но отчего-то он до сих пор задержался с четырьмя капитанскими звёздами на погонах. Главный сел за стол и жестом пригласил Олега последовать примеру. Городской телефон, рация, папки с журналами учёта и дешёвая ручка составляли рабочий набор капитана.

— Удостоверение. — Мужчина в ожидании протянул руку и, получив «корочку», представился: — Григорьев, ведомственная охрана.

Документ он изучал долго, и каждые несколько секунд переводил взгляд с его страниц на усталого человека напротив, будто ища различия между фотографией и реальным лицом. В них было много общего: те же короткие тёмно-русые волосы, тонкие губы и узкий подбородок. Правда, различий нашлось не меньше: выбритый на фотографии парень успел зарасти щетиной, отощали щёки, острый взгляд сменился рассеянным, а ещё Олег постарел. Пять лет непрерывной службы вышли ему за десяток гражданских.

— Потрепало тебя, товарищ старший сержант. — Григорьев вернул удостоверение. — Рядовой там шум поднял. Дай заценить.

Отпираться не было смысла. Олег вытащил из расстёгнутой сумки серебристый пистолет и положил его на стол перед капитаном. Тот умело взял его, отщёлкнул магазин и передёрнул затворную раму. Патрона в патроннике не оказалось, зато он был в магазине, и притом один. Чтобы убить, требовалось немного: дослать единственный свинцовый цилиндр, снять с предохранителя и вжать спусковой крючок.

— Один патрон… Не для себя ли оставил, боец?

Олег молчал — лишь смотрел на капитана в ожидании развязки.

— Нальчик две тысячи пятого, — внезапно вспомнил Григорьев. — Я был там, отбивали город. Думал, пойду на повышение, а теперь вот пялюсь в камеры на вокзале. Дел натворил, когда вернулся. Я хочу сказать, что война — там. — Капитан поднял указательный палец и дёрнул им в сторону. — Там. А здесь мирная жизнь. Не неси войну сюда.

— Ничего у меня с собой нет, — бросил Самойлов. — Шмотки и трофей. Обшманайте город, и в половине квартир найдёте куда больше. Мы на Кавказе живём.

— Да плевать на трофей! — буркнул Григорьев. — Плевать на Кавказ. В тебе война, в мозгах и руках. Выйдешь на улицу и многого не поймёшь. Здесь всё по-другому: снаружи стерильное, а внутри гнилое.

Капитан защёлкнул магазин обратно. Поколебавшись, вернул Самойлову со словами:

— Как коллегу уважаю, но давай без глупостей.

Олег незамедлительно встал, спрятал пистолет на дне сумки и перед тем, как выйти, обернулся у самой двери.

— У меня командир там, тоже в капитанах. Говорил, нельзя людей пугать, хорошие они в основном.

— И как он? — осторожно спросил Григорьев.

— Пошёл аксакала от инфаркта спасать, а получил нож под сердце.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уманский «котел»
Уманский «котел»

В конце июля – начале августа 1941 года в районе украинского города Умань были окружены и почти полностью уничтожены 6-я и 12-я армии Южного фронта. Уманский «котел» стал одним из крупнейших поражений Красной Армии. В «котле» «сгорело» 6 советских корпусов и 17 дивизий, безвозвратные потери составили 18,5 тысяч человек, а более 100 тысяч красноармейцев попали в плен. Многие из них затем погибнут в глиняном карьере, лагере военнопленных, известном как «Уманская яма». В плену помимо двух командующих армиями – генерал-лейтенанта Музыченко и генерал-майора Понеделина (после войны расстрелянного по приговору Военной коллегии Верховного Суда) – оказались четыре командира корпусов и одиннадцать командиров дивизий. Битва под Уманью до сих пор остается одной из самых малоизученных страниц Великой Отечественной войны. Эта книга – уникальная хроника кровопролитного сражения, основанная на материалах не только советских, но и немецких архивов. Широкий круг документов Вермахта позволил автору взглянуть на трагическую историю окружения 6-й и 12-й армий глазами противника, показав, что немцы воспринимали бойцов Красной Армии как грозного и опасного врага. Архивы проливают свет как на роковые обстоятельства, которые привели к гибели двух советский армий, так и на подвиг тысяч оставшихся безымянными бойцов и командиров, своим мужеством задержавших продвижение немецких соединений на восток и таким образом сорвавших гитлеровский блицкриг.

Олег Игоревич Нуждин

Проза о войне