Посвящение в Мастера

Ходасевич глянул внимательно. В вытянутой левой руке Эрос держал грубовато вылепленный (под стать своему быковатому облику) боевой лук эллинов. Правой, сжимая стрелу - обыкновенную швейную иглу, демон любви натянул что есть силы (так, по крайней мере, чувствовалось по напряженной мимике глиняного Эроса и его вздувшимся мускулам, которые удалось передать Катарине) тетиву из капроновой лески.

- Ну и что? - пожал плечами Ходасевич.- Эрос твой мне не симпатичен, и, честно говоря, мне было бы жаль, если б его стрела попала в деревянное сердце Афродиты. Слава Богу, этот уродец не воплотит свой мерзкий замысел!

- Ах, вот как?! - воскликнула Катарина и быстро ударила - Ходасевич не уследил чем - по правой руке атакующего Эроса. Рука демона беззвучно обломилась, в ту же секунду лук распрямился и выпустил стрелу. Бах! Иголка воткнулась в деревянное сердце Афродиты-вратаря!

- Во как! Ну и что ты хочешь этим сказать?

- А ты не понял?

- Ну, испортила фигурку. Правда, невелика ей цена.

- И все?.. А лук? Я повторяю: лук не показался тебе странным?

- А что в нем странного? Я такой с закрытыми глазами слеплю.

- Да неужели! Такой, чтобы мог... распрямиться?

- Распрямиться? - повторил Ходасевич, затем до него дошло.- А-а! Так лук не глиняный!

- Еще какой глиняный! Вот, гляди,- Катарина опять резко ударила, на этот раз по левой руке Эроса, и, обезоружив несчастного демона, протянула крошечный лук Ходасевичу. Вадька осторожно взял его двумя пальцами.

- Не бойся, дурачок. Попробуй его согнуть.

Ходасевич согнул лук, потом, удерживая за один конец, дал ему распрямиться. Лук сделал это почти мгновенно!

- А теперь дай сюда! - Катарина забрала лук и с силой швырнула его об пол. Дзыньк! - и лук разлетелся бы на половинки, если бы не леска.

- Ты что наделала, ненормальная! Решила все разломать?! Вылитый бог войны!

- Не кричи. Посмотри на осколки лука повнимательней! - подняв с пола останки лука, Катарина протянула их Вадьке.- Ну, что скажешь, Фома неверующий?

Ходасевич ответил не сразу, минут пять, поднеся к носу, изучал осколки, даже попробовал один на зуб. Затем его прорвало:

- Не может быть! Но я все равно отказываюсь в это верить! Гибкой керамики не существует! Что бы ты мне не говорила!

Катарина расхохоталась: - Да я молчу, молчу!

- Ничего не понимаю! - продолжал изумляться Ходасевич.- В самом деле керамика! Но как?! Катарина - ты гений! Поделись секретом!

- Я не гений, Вадик, а мастер. Мастер с большой буквы,- совершенно серьезно заявила Катарина.- Я открыла состав глины, которая приобретает просто фантастическую упругость даже без обжига в муфельной печи! Помолчав, вдруг предложила: - Знаешь, я готова рискнуть. И посвятить тебя в Мастера. А ты?

- Что я? - не понял Ходасевич.

- Ты готов рискнуть?

- Да хоть сейчас! - едва ли не вскричал Вадька.

- Ну, тогда поехали. Тусовке все равно нет дела до нас.

*5*

Ходасевич неотрывно смотрел в окно такси, наблюдая то темное, немного зловещее, о наступлении которого в народе говорят: Ни зги не видно! В далекой вышине, там, куда не доставал Вадькин взгляд, ревнивая ночь замазала дегтем бесстыжие глаза звезд и месяца-сутенера. Загнала в черный чулан безропотное мартовское небо. Завесила окрестности густой волокнистой мглой. Мгла сгущалась...

На земле жизнь проходила по-другому - в неясных проблесках темно-серого снега, лежавшего в загородных посадках, встречавшихся на пути вперемежку с низкорослыми частными домами. Такси, стреляя во мрак из крупнокалиберных фар, подъезжало к Барановке.

Ходасевич и Катарина сидели на заднем сиденье, отдавая его холодной спинке остатки своего тепла - в салоне не работала печка, а может, водитель жлобился ее включать. Катарина положила голову Вадьке на плечо и едва слышно мурлыкала в такт гудящему двигателю. Вадька сидел как кол, зажав в руке то, что еще четверть часа назад называлось Эросом-Купидоном... Вот частные дома кинулись навстречу такси, тут же расступились, построившись по обеим сторонам дороги в две нестройные шеренги. Беззлобно ощерились золотыми коронками окон, по-собачьи залаяли, то тут то там старательно подхватили песенку, подслушав ее у автодинамиков. А может, и нет: Ходасевичу нравилось домысливать происходящее. Автомобильная магнитола, оставаясь на своей волне, нескромно выдавала чужие чувства, бешено мигая желто-зелеными огоньками.

По-видимому, уже не в силах скрывать свои мысли от Ходасевича, Катарина вдруг взорвалась пылкой тирадой:

- Вот мы все с тобой говорим: вдохновенье да вдохновенье!

Улыбнулась растерявшемуся от неожиданности Вадьке и уже спокойней продолжила: