Посвисти для нас

Прежде Одзу считал, что Эйити любит и уважает его, но пришло время — тот как раз готовился поступать на медицинский, — когда отца начало все больше возмущать отношение его отпрыска к жизни. Одзу казалось, что карьерный успех превратился для сына в главную цель жизни, хотя в медицинском мире вряд ли все согласились бы с таким подходом.

В отличие от младшей сестры Юми, Эйити, перейдя в старшую школу, взялся за учебу со всей серьезностью. За счет своей усидчивости он смог поступить в медицинский университет К., но растерял всех друзей. Его приятели, часто заглядывавшие к ним в дом, постепенно отдалялись все дальше.

— Это потому, что они не такие, как я, — повторял Эйити. — Они следуют по жизни со всеми удобствами благодаря своим старикам и их связям. А мне отец ничем помочь не может. Друзья друзьями, но в конечном счете надо о себе думать в первую очередь.

— Если так думать — жить будет уныло и одиноко, — бормотал Одзу в ответ на слова сына.

Тот холодно улыбнулся:

— Хочешь сказать, что таким добрякам, как ты, жить не одиноко? Да мне тошно смотреть на то, как ты живешь…

Одзу надолго запомнил это ответ.

Последняя перепалка между ними была в том же роде. За ужином разговор зашел о больнице. Эйити с насмешкой сказал что-то о престарелом пациенте, которого долго лечили, хотя шансов на выздоровление не было, Одзу начал укорять сына. Сейчас он снова вспомнил об их споре.

Одзу переоделся. Жена налила ему в гостиной чаю. Просматривая накопившуюся за два дня его отсутствия почту, Одзу поинтересовался:

— Ну как дела? Какие новости?

— Да никаких. Ставни наверху заедают, хотела вызвать плотника, никто трубку не берет.

— У них людей не хватает. Сейчас кругом стройка идет. Какой им интерес со ставнями возиться.

Одзу громко отхлебнул из чашки, и жена вдруг вспомнила:

— Было кое-что непонятное. Три странных звонка.

— Странных звонка?

— Звонил телефон, я снимала трубку… и все, обрыв связи.

— Наверное, кто-то ошибся.

— Но когда я говорила: «Квартира Одзу», на том конце несколько секунд молчали. Будто ждали какого-то сигнала или еще чего-то. Юми из-за этого разнервничалась.

Вечером, когда Юми вернулась домой, вся семья, за исключением сына, сидела за обеденным столом.

— Никогда не думал, что даже врачам приходится так долго маяться внизу социальной лестницы. — За ужином Одзу был в хорошем настроении, то и дело поднося ко рту чашечку с сакэ. — Большинство парней в его возрасте уже прилично зарабатывают, а он все никак не может встать на ноги.

— А что он может сделать? — встала на защиту брата Юми. — Сам выбрал этот путь. Он говорил, что, раз ты не доктор, он не может воспользоваться отцовским влиянием, чтобы устроиться на тепленькое место в какой-нибудь больнице, как это делают другие… Поэтому он нацелился на то, чтобы сделать карьеру в университете.

— Но в университете тоже пробиться очень тяжело. Лет десять-двадцать пройдет, пока доцентом станешь и допустят читать студентам лекции.

— Потому-то он так и бьется.

— Это хорошо, что он так много работает, — решила вставить свое слово Нобуко. — Только я беспокоюсь о его здоровье.

— Он всегда говорит, что хочет добиться своего, чего бы это ни стоило. — Юми отложила палочки и встала, чтобы поставить на стол новую бутылочку сакэ.

— Да… он такой, — с болью в голосе проворчал Одзу.

— Совсем на тебя не похож. Умный мальчик. — Жена Одзу явно гордилась сыном. — Он так старается учиться.

— Некоторые люди во имя карьеры отгораживаются от всего. Какой толк будет, если он прославится в своем университете, но лишится всего тепла, которое есть в жизни?

— Времена изменились. Что сейчас остается молодежи? Не будешь отталкивать других — не выживешь. Что может сделать Эйити?

Одзу не стал ничего отвечать жене. Он всегда чувствовал, что в глубине души она недовольна тем, что муж не сумел сделать хорошую карьеру. Недовольство трансформировалось в настойчивое желание защищать сына, как она это делала сейчас.

— Если времена сейчас тяжелые, как ты говоришь, значит, в войну, когда мы были молодые, было лучше?

— Я не это имела в виду. Просто тогда темп жизни был неспешный.

Так ли неспешно проходили дни в то время? В Японии горели города, множество людей бежало от войны сквозь дым пожарищ, призванных на военную службу новобранцев, вроде Одзу, каждый день избивали старослужащие…

— Ты все время ссылаешься на войну, папа! — Юми поставила на стол бутылочку сакэ. Она всегда занимала сторону матери. — Тогда время воспринималось совсем по-другому. Даже сравнивать нельзя.

В памяти Одзу промелькнуло рыбье лицо Хирамэ с блеклыми глазками. «Что бы ты сказал о сегодняшнем дне, если бы был жив?»

После ужина Одзу сидел, рассеянно уставившись в телевизор, когда зазвонил телефон.

— Наверное, это опять тот самый телефонный шутник.

— Я возьму… — Одзу пошел в коридор, где стоял телефон, и снял трубку. — Алло! Квартира Одзу.

Ответа не последовало. Как и говорила жена, человек на другом конце молчал. Было впечатление, что он в молчании ожидает какой-то реакции. Наконец с глухим стуком трубку положили на место.

По средам профессор Ии совершал обход больных.