Посвисти для нас

Все шло так, будто две недели назад в этой палате ничего не произошло. Сотрудники стояли с ничего не выражающими лицами, а новому пациенту вовсе не обязательно было знать, что произошло в палате, в которую его поместили. За окном по небу плыли легкие облака, издали доносился шум автомобилей.

— Ну, поправляйтесь…

Сотрудники опять сгруппировались и направились в коридор.

В полдень обход был завершен, и Эйити, вернувшись в клиническое отделение, собирался на обед, когда курьер принес ему срочное письмо.

На обороте конверта он увидел имя Ёсико Ии. Сердце его застучало, и он распечатал письмо.

«Большое спасибо вам за тот вечер. На меня навалилась тоска и не отпускала меня каждый день, но благодаря вам я смогла вдохнуть свежего воздуха. Вы подбодрили меня, когда я совсем пала духом, и я очень вам благодарна за это.

Обещаю быть хорошей пациенткой и прошу время от времени устраивать мне лечебные сеансы. К другим врачам за консультациями обращаться не буду».

Письмо было короткое, но Эйити уловил, что она хотела сказать. Его лицо само собой расплылось в победной улыбке.

«К другим врачам за консультациями обращаться не буду».

Это значило, что других бойфрендов у нее не будет.

«Обещаю быть хорошей пациенткой и прошу время от времени устраивать мне лечебные сеансы».

Давай будем встречаться часто, намекала она.

Все идет как надо.

Эйити шел по коридору в прекрасном настроении. Впрочем, оставалась еще одна вершина. Что делать с Кэйко Имаи? Если она узнает, что у меня серьезные отношения с дочкой профессора…

«Я не такой лопух, как Курихара!»

Так что же делать? При всем при том он был уверен, что сумеет решить эту проблему как надо.

Несколько месяцев спустя…

Одзу был в командировке в Кансае. Два дня он провел в деловых встречах с разными людьми в Кобэ и Осаке. После всех дел до отправки ночного синкансэна, на котором он должен был вернуться в Токио, оставалось четыре часа. В гостиницу возвращаться не хотелось, и ему вдруг пришла в голову отличная идея.

Одзу решил посетить альма-матер — школу Нада.

Прошло много лет, как он ее окончил. И за все это время он ни разу не возвращался в свою старую школу, не бывал и на встречах выпускников, которые проходили в Кансае.

Однако он слышал, что комплекс зданий школы в окрестностях Сумиёсигавы перестроили, полностью изменив его облик. Еще было известно, что в отличие от прошлых дней школа превратилась в место сбора молодых талантов со всей страны и по проценту выпускников, поступивших в Токийский университет, занимает то ли первое, то ли второе место.

Но эти подробности не особенно интересовали Одзу. Ему хотелось побывать в родной школе, чтобы оживить воспоминания о Хирамэ и других ребятах. О своей утраченной юности. Он хотел своими глазами увидеть то, что осталось от здания школы и стадиона, где он проводил часть жизни вместе с такими же отстающими, не способными к учебе однокашниками.

Одзу сел на такси и попросил водителя отвезти его на Сумиёсигаву, к национальному шоссе.

— К шоссе?

— Ну да. Там, где вдоль шоссе линия электрички.

Перед глазами Одзу встал видавший виды, еле ползавший вагон, выкрашенный коричневой краской, на котором они с Хирамэ ездили каждый день.

На той же электричке ездили Айко и другие девчонки из гимназии Конан.

— A-а, вы про эту электричку? — переключая скорость, проговорил водитель. — Ее больше нет.

— И рельсы демонтировали?

— Кто захочет ездить на такой развалюхе!

Но шоссе между Кобэ и Осакой осталось. Территория по обе его стороны, некогда занятая пустырями и полями, теперь была занята жавшимися друг к другу магазинами и офисными зданиями.

— А река-то хоть осталась?

— Пока на месте.

Одзу вспомнил белое русло Сумиёсигавы, поросшее цветущим ослинником, но, когда показалась река, никакого русла он не увидел. На его месте была большая безжизненная сточная канава, укрепленная бетоном.

Наконец появились школьные здания. Прежде пространство между школой и шоссе было занято сосновой рощей. За прошедшие годы большинство сосен срубили и на их месте понастроили жилых домов.

Такси остановилось у школьных ворот, Одзу попросил водителя подождать десять минут и вошел на территорию. Здание на переднем плане, где располагались классы и зал для занятий дзюдо, потемнело и постарело, но осталось таким, как раньше. При виде этого здания у Одзу защемило в груди. Ощущение было такое, словно сердце сдавила чья-то большая рука.

«Слышишь, Хирамэ! Это единственное, что здесь не изменилось», — прошептал он, как будто Хирамэ стоял с ним рядом.

Из здания вышли два или три ученика в черной форме. Все с умными лицами. Ничего общего с туповатыми и при этом добродушными лицами однокашников Одзу.

Он тихо вошел внутрь. Дверь одного из классов отворилась, и из нее вышел человек. По всей видимости, учитель.

Его седые волосы были зачесаны назад. Пиджак его лоснился, как у художника.

Память Одзу запечатлела облик этого учителя, каким он был много лет назад. Точно… он преподавал у них японский язык. Еще он любил «Серебряную ложку»[43] и рассказывал об этой книге в классе.