Посылка для Анны

– Нет, не должен. Это же твой эксклюзив.

Он повернулся к ней:

– Он по праву стал твоим. Вопросы, которые ты задавала, привели к главным открытиям: кое-что из сказанного Ванесса Милбурн ни за что не выдала бы, если бы не расслабилась. А это произошло благодаря тебе.

Он был прав, но Анна не могла позволить ему так просто отказаться от истории, настолько важной для его карьеры. Вне зависимости от того, какой оборот приняло само интервью, это Бен нашел тему и договорился о встрече. Он не мог предугадать, что личная неприязнь Ванессы помешает ему закончить дело. К тому же Анне было достаточно пережитой радости. Несмотря на сегодняшние приключения и ощущения, она не хотела стать журналистом. Опыта, полученного рядом с Беном, ей хватило, чтобы понять это: ненормированный рабочий день, способность задвинуть совесть подальше, если требовалось, не говоря уже о пристрастии к кофеину, которое просто не могло быть здоровым. Такая жизнь не для нее.

– Это твой эксклюзив, твоя история. Я не хочу заносить ее на свой счет.

Бен откинулся на спинку кресла.

– Ты поразительный человек, Анна Браун. Любой из моих знакомых вцепился бы в возможность опубликоваться на первой странице.

– Я не такая. Для меня это совершенно не важно. – Она взглянула на часы, висящие на стене редакции. – И я уже примерно пять минут назад перестала быть твоей рабочей тенью.

Она протянула ему руку:

– Спасибо за интересные две недели.

Бен поднялся и сжал ее ладонь:

– Ну… Тогда, наверное, как-нибудь еще увидимся?

Анна улыбнулась, забирая сумочку и пальто:

– Надеюсь.

Она вышла из отдела новостей уверенно, словно оседлав воздушную волну, и поразилась тому, как отличалось это ощущение от той нерешительности, с какой она прибыла сюда две недели назад. Повернувшись в лифте, она заметила, что Бен уже вернулся к работе, а потом суетящиеся сотрудники редакции скрыли его из виду. Дверь лифта медленно задвинулась, завершая странную главу в жизни Анны.

В ту ночь она крепко спала, воспоминания о пережитом дне смешались со сладким запахом шелка с рисунком из мелких роз, и от этого ей было очень легко и спокойно.

Глава десятая

Утро субботы выдалось теплым и ярким. Солнечный свет заливал квартиру Анны к тому времени, как она вышла из спальни позавтракать. Двухнедельная программа ворк-шедоуинга была закончена, и она ощущала себя вымотанной, но счастливой, чувствуя ту же усталость, которую она помнила с детства, после Рождества, проведенного с бабушкой и братом, пока мать работала в местном пабе. Было уже начало десятого – обычно она по субботам просыпалась гораздо раньше, – но в это утро лень казалась наградой.

Она открыла дверь, чтобы поднять с коврика сложенную газету. Симус, управляющий домом, позволял курьеру доставлять газеты прямо к дверям обитателей Уолтон Тауэр вместо того, чтобы засовывать объемные стопки в почтовые ящики главного холла.

– Меньше всего людям нужны ящики, доверху забитые бумагой, и газеты, которые комкают до полной нечитабельности, – говорил он с густым белфастским акцентом, от которого каждая фраза словно приобретала особую важность. – К тому же парню не помешает размяться. Видела, какой у него живот?

С горячим тостом и чаем Анна устроилась в столовой, чтобы прочитать раздел о путешествиях. Она восхищалась фотографиями архипелага в Индийском океане, когда кто-то постучал в дверь.

Человека, улыбнувшегося ей с порога, Анна была очень рада видеть.

– Джонас! Ты вернулся!

Ее друг похлопал загорелыми руками по своей выцветшей синей футболке, словно убеждаясь в собственном существовании.

– Похоже на то.

– Входи! Чайник только что закипел. Ты уже завтракал? Я могу сделать тосты, если хочешь.

Джонас Раудон с улыбкой наблюдал, как Анна танцует по кухне.

– Что-то я не припомню, чтобы ты раньше была так рада меня видеть.

Анна рассмеялась, но Джонас был прав. Он уезжал заниматься съемками на целый месяц, и ей не хватало его общества. Они дружили уже несколько лет, с того самого дня, как Джонас въехал в свою квартиру и они познакомились в холле, пока грузчики вносили его мебель. У него был твердый йоркширский взгляд и спокойный характер, что для Анны стало глотком свежего воздуха: он, как и она, был чужаком в городе, не имеющим понятия об общепринятых нормах лондонской жизни. На этом они и сошлись, и Анна дорожила дружбой с Джонасом больше, чем какой-либо другой за всю свою жизнь.

Характером он напоминал ее брата Рори. Любовь Джонаса к природе и странное чувство юмора были заразительны, и Анне нравилось проводить с ним время.

Поставив перед ним чашку чая и тарелку с горкой тостов, она подумала о том, сколько всего произошло в ее жизни, пока он отсутствовал. Ей столько нужно было рассказать, но с чего начать?

– Как тебе Испания? – спросила она, радуясь тому, что видит своего симпатичного и поразительно неряшливого друга, удобно раскинувшегося на софе. Было так здорово, что он наконец вернулся.

– Жаркая. Испанская. Паэльи и чоризо[18] я наелся на всю оставшуюся жизнь.

– Я серьезно. Тебе понравилось там работать?